– Когда понял, что контракт истек. И когда ехал забирать тебя из клуба, то именно это и хотел обсудить, – ошарашил меня Шульц. Заставляя задохнуться от переполняющих изнутри эмоций. Они били по мне молниями снова и снова. Как гребаные разряды в самое сердце. Конрад хотел предложить мне эту должность с самого начала! И прежде чем я успела хоть что-то сказать, Шульц провел пальцами по своим волосам, растрепывая их еще больше, протянув себе под нос: – Но затем увидел тебя там, на шесте, и… шестеренки в голове встали на свои места. Это все казалось слишком очевидным, чтобы распознать сразу… Причина, по которой я так сильно не хотел тебя отпускать замуж за другого: ты нужна была мне самому. – Конрад уставился себе под ноги, усмехнувшись чему-то, ведомому лишь ему одному.
– О чем ты думаешь? – прошептала я с безумной надеждой, что сейчас он не откажет мне, не позволит снова недосказанности встать топором между нами. Слишком много этого было ранее.
– Не важно, – вдруг протянул Шульц, сердце мое дало болезненный импульс. Но, когда Шульц взглянул на меня, поморщился. Видимо, я выглядела уж слишком обнадеженной. – Ох, Эмми… Я думаю о том, какой прекрасной ты была, когда я всю ночь на руках носил тебя в туалетную комнату, пока тебя тошнило после наркотика. Ты постоянно кидалась на меня в попытках совратить, а потом без умолку трещала про какого-то попугая, живущего в доме вашего консьержа. Это было чертовски забавно.
– Оу, – кажется, даже мои уши стали пунцовыми после откровения Шульца. Но в тот же самый момент, между стыдом и чувством вины внутри воспылало что-то совершенно иное, горячее и испепеляющее сердце изнутри, как настоящая печь. Конрад не просто притащил меня в офис после бурной ночи в клубе, он ухаживал за мной и терпел всякие бредни. Смахнув слезы, я сдавленно выпалила: – Спасибо, что рассказал. И я хочу, чтобы впредь ты говорил со мной, прошу тебя.
– Именно поэтому я и не хотел рассказывать, – шикнул мужчина, морщась. – Мы не в сказке, детка. Не надо считать что-то обычное чем-то геройским и…
Мои губы накрыли его мягко, словно нежное взбитое перышко из старых перин. Он замер тут же, позволяя моему языку действовать первым, неумело и боязно, зато от чистого сердца. Когда я отстранилась, то несмело заглянула в глаза Шульцу, пытаясь понять, насколько правильно все сделала. Ведь это был первый поцелуй, в котором главенствовала я. Глаза Конрада смотрели на меня с поволокой, и если бы не бесчисленные оргазмы в морозилке, я бы всерьез поверила, что он возбужден и раздевает меня взглядом.