– Естественно, я хочу, чтобы ты была рядом, – выпалил он отчаянно, с некой досадой и недовольством. – Меня это успокаивает.
– Эта мысль тебе неприятна? – задавать мужчине вопросы, зная, что он не увидит моих перепуганных мечущихся глаз, легко. Но ждать ответа было так сложно, что я едва ли не упала в обморок за пятнадцать секунд, пока он подбирал слова.
– Ты лучшее, что случилось со мной в этой жизни, детка. Кроме детей, естественно. – Конрад медленно сглотнул и судорожно вобрал ноздрями запах моих волос. – И это меня пугает.
– Пугает… – эхом повторила я, смакуя его странные слова, дразнящие мое больное любопытство.
– Тебе больно? – с надрывом прошептал он, пальцы его на моем теле сжались сильнее.
– Совсем нет, – без капли лжи протянула я, потому что вот уже несколько минут складывалось четкое ощущение, будто кто-то забрал все мои мучения или впрыснул дозу мощного обезболивающего. Конрад ничего не ответил, тогда я решилась заговорить сама: – Ты ведь не уволишь Стэфана, правда? И того охранника… Как там его…
Грудь Шульца завибрировала, после чего меня затопил его мягкий, полный нежности и обволакивающего покоя голос. Способный вызывать трепет даже у мертвого. Тот самый умопомрачительный голос, грозящий сниться на протяжении всей жизни.
– Ты так чертовски переживаешь обо всех вокруг… И это нравится мне так же сильно, как и раздражает, – он погладил мою руку, а после принялся задумчиво наматывать пряди волос на свой палец. Дыхание Шульца стало спокойным, расслабленным, убаюкивающим. – Стэфан работает у меня слишком долго. Я хочу помочь ему открыть свою фирму. Нечего ему всю жизнь быть шофером, он способен на большее. А «тот охранник» переводится в Вашингтон, потому что там живет его невеста, и через месяц у него свадьба.
Я почти ощутила, как он нахмурился, хотя и не могла этого видеть.
– Но это не значит, что я позволю тебе таращиться на других мужчин.
– Гхм… – слова застряли внутри от полного удивления. Я готова была услышать все, что угодно, только не это. «Конрад и вправду заботлив ко всем, кто ему верен. В своей эксклюзивной, неповторимой манере!» – пронеслось в голове вместе с покалыванием в позвоночнике. – Ты любишь своих людей. Это очень… трогательно и мило.
– «Люблю» – слишком громкое слово. Любить можно женщину, детей и мать. Увы, последнее мне недоступно, – расслабленно протянул он, а я неожиданно впала в полусонное состояние и оказалась неспособна контролировать поток речи, вырывающейся изо рта.