Она вспомнила его лицо, усталое и осунувшееся, - и внезапно её
руку с огнём повело в сторону. Куда она нерешительно и отправилась,
заметив человека, привалившегося к обломкам плит и прикрывшего лицо
капюшоном плаща.
"Молодец! - одобрительно сказала старуха. - На ходу учишься!
Посмотри сбоку от него - сумка рядом валяется!"
"Представить себе лицо искомого, чтобы пойти к нему? Интересный
опыт..." Очутившись рядом со стариком Шилохом, который спал,
скорчившись, Ксения, затаив дыхание нагнулась и возле его плиты
обнаружила нечто квадратное и помятое. Потянув за угол, и в самом
деле медленно подняла полотняную сумку, которая выглядела лишь
наполовину полной, но на вес оказалась набита чем-то тяжёлым.
Постояв немного - увериться, что никого не разбудила, осторожно
понесла было сумку к привычной плите. Но остановилась на полдороге.
У ног лежал человек, который дышал так, что сразу стало ясно, что с
ним...
Она успела подумать: "Это я слышу его - или Адри во мне?" А сама
уже присаживалась рядом, оставляя (и с восхищённым ужасом на это
глядя) огонь с ладони на каком-то обломке рядом - для освещения;
пальцы заученно и быстро задирали на груди раненого край рубахи, а
глаза (её бывшей - с нескрываемым ужасом, преемницы - с ощутимым
профессионализмом) обшаривали место ранения...
А потом всё слилось в поток нескончаемого движения по укрытию, с
постоянными наклонами к раненым, быстрым диагнозом и быстрым
оказанием первой помощи. И всё больше Ксения понимала, что старуха
оттеснила её каким-то образом от владения собственным телом.
Получалось, как она интуитивно сообразила, что старуха просто
воспользовалась её телом, чтобы помочь людям. С одной стороны,
Ксения понимала, зачем Адри сделала это: люди и правда нуждались в
экстренной помощи, а представавшие глазам раны на их телах
выглядели настолько жуткими, что Ксения постаралась бы их не видеть
вообще в своей жизни. С другой стороны, в душе тлела настоящая
ненависть к старухе, поработившей её...
Хуже, что всё происходило перед Ксенией так, словно она сама
болела и следила за всем из тёмного угла, из которого -
пространство, доступное зрению, было узким и далёким. Иной раз же в
глазах полностью темнело, а очнувшись, она понимала, что только что
кого-то перевязала...
И странным же было это лечение. Перевязки - ладно, такое
привычно и по своему миру видеть. Но время от времени губы шептали
странные слова, а руки вдруг, вместо того чтобы чистить и
накладывать зелье, застывали над раной, а глаза... Глаза - видели,
где рана, что надо для такой раны, а когда в ход шли руки - видели,
как рана заживает.