– А вот и беглянка…
Минаков осекся, услышав, что Нина бормочет что-то, будто молится набегающим волнам. Он поравнялся с ней у черты прибоя и прислушался.
– Перед глазами, после долгих километров бурого гравия, наконец-то возник неровно очерченный, словно первый шаг ребенка, край горизонта. Цвет хлынул на меня и сшиб с ног, я лишь отупело смотрел вдаль, едва различая, как полоса насыщенно синего сменяла голубоватый, а затем глубоко зеленый. Я бросился вперед, снимая на ходу шарф, стягивая перчатки и расшнуровывая ботинки, чтобы вобрать через поры холод и соль декабрьского моря. Вдруг вода забурлила: на водной глади появлялись пузырьки воздуха, громко лопаясь и отдавая серой. Я отступил. В голове щелкнуло, и я уже представлял себе обнаженную деву, которая выйдет из утренней пены и пропоет сладким голосом оду любви. Я замер в ожидании и каком-то сладостном предвкушении – наверное, так ждут смерти, опасаясь и одновременно наслаждаясь.
Сквозь морок водки, пива, коньяка и коктейлей Минаков попытался вспомнить, где он слышал этот отрывок раньше.
– Это же… Вот черт…
Да, он вспомнил. Он не просто слышал – он сам написал то, что читала Нина наизусть.
– Это же из моих «Рабов». Слово в слово. Как ты это запомнила?
– У меня хорошая память, – улыбнулась она широко. – Я знаю твой роман от первой до последней буквы.
Минаков взглянул в ее глаза изумленно и понял, что она не врет. Весь роман на память. Триста сорок три страницы.
Легкое беспокойство закралось в душу писателя.
– Сколько же раз нужно было прочитать его?..
– Один. Всего один раз. Я никогда не перечитываю. Я знаю на память все книги, которые прочла.
– Ты разыгрываешь меня.
Она прикрыла веки и продекламировала:
– Полчаса спустя солнце выглянуло из-за туч, и на подъездной аллее у дома Гэтсби показался автофургон с провизией для слуг – хозяин, я был уверен, и куска не проглотил бы. В верхнем этаже горничная стала открывать окна… Она поочередно показывалась в каждом из них, а дойдя до большого фонаря в центре, высунулась наружу и задумчиво сплюнула в сад. Пора было возвращаться. Пока вокруг шумел дождь, я как будто слышал в гостиной их голоса, то ровные, то вдруг повышающиеся в порыве волнения… Но сейчас, когда все стихло, мне казалось, что и там наступила тишина.
Минаков слушал, затаив дыхание.