Незнакомец улыбнулся.
– Ну, дорогой мой профессор, тогда и я запрещен, и вы скоро будете.
– Вы из Эрматра?
– Да.
– Как вы сюда попали?! У нас карантин по всей Балтике!
Это тоже была правда. Весь берег Балтийского моря, в особенности литовские прибрежные зоны, был во время войны бомбардирован с воздуха снарядами, начиненными эфирным диэтил-арценином, более известным как газ «Кашляющая смерть». Считалось, что способ его добычи в промышленных масштабах и тактика боевого применения были разработаны в стронциевых рудниках и лабораториях Эрматра, а затем проданы военпромышленникам Второго рейха за обязательство сохранить нейтралитет Эрматра во время войны. После Версальских договоренностей никто не испытывал желания вновь марать руки об этот вопрос, и, поскольку Эрматр не вошел в Лигу Наций, дело забылось. Единственной, кто не забыл об этом и постоянно напоминал, была Литва, которая ввела «карантин» – запрет на посещение страны людьми, хоть как-то связанными с Эрматром. Латвия и Эстония последовали примеру соседа. Все это произошло еще до того, как Женевский протокол и Листский дополнительный протокол вступили в силу.
– И что?
– Как что? Я вызову полицию, вы!..
– Профессор, успокойтесь, сядьте.
Вадим сел на стул, не сводя глаз с незнакомца. Тот же взял со стола карандаш и, не смотря на профессора, что-то написал в его в рукописи.
– Посмотрите.
Спогурис бросил взгляд в рукопись, все зачеркнул и выбросил бумагу.
– Профессор, в каком году начнется война?
– Какая война?
Незнакомец свел брови, посмотрел внимательно на профессора, затем из-за ремня брюк достал маузер.
– В каком году, профессор, начнется война?
– Стреляйте.
Незнакомец взвел курок.
– Я выстрелю. Не мягче вас.
– В 1938-м, – Спогурис ответил на выдохе, – согласно моим подсчетам.
– В каком году в Латвии произойдет переворот?
– За четыре года до этого, в 1934-м. Май, середина.
– В каком году Латвию оккупируют?
– 40-й.
– Два из трех, профессор. Я не стану задавать вам вопрос, которого вы так боитесь, – незнакомец убрал маузер назад, заткнул за пояс.
– Какой же?
– Когда вы умрете.
Профессор сидел и смотрел на незнакомца в светлом костюме и пытался сообразить, как ему теперь поступать. Он был уверен, что он один научился сплетать «арабески времени», как он их называл, в единую картину. Сейчас ему было очевидно, что это не так.