К январю учения участились, Виктору приходилось почти каждые три недели уезжать на позиции, покидая Марлен. Их «Бьюик» был реквизирован, и у Виктора появился личный автомобиль с водителем-рядовым, хорошим парнем, но слишком уж молчаливым. Иногда было бы приятно, особенно во время долгих поездок, завязать разговор, а с Тором, как звали его молодого, но уже тогда почему-то седого водителя, получалось обмолвиться лишь парой-тройкой слов. И ладно. Виктор думал о Марлен.
К марту стало ясно, что войны не избежать, были отозваны посольства, на мирное разрешение ни у кого не оставалось надежды. Виктор часто читал в газетах лозунги непрошибаемого патриотизма, убеждающие, что завтрашняя победа – результат сегодняшних дел, и прочий политиканский бред, ему было все равно, он надеялся только, что Марлен не будет переживать. Иногда приходилось говорить с ней о предстоящей войне, хотя ему и совсем не хотелось этого, убеждать, что нет ничего страшного, потому что Виктор – старший лейтенант, он не солдат, он будет в безопасности в бункере, даже если по укреплению будет вести огонь прямой наводкой «Большая Берта». Конечно, это было не так. Виктор врал Марлен. Марлен верила, и тогда она жалела солдат и грустнела, переживала и думала… Он не давал ей этого делать, они шли гулять по весенней погоде. Виктору почему-то запомнилось, что всегда была необходимость уговаривать Марлен теплее одеться. Это было особенно трудно.
Конец ознакомительного фрагмента.