Подходя, Алик смотрел прямо на неё, и она не отводила глаз. Он стал в двух шагах, молча, глубоко дыша, и вдруг опустился на колени рядом с ней. Он словно не замечал обхватившую её руку светловолосого взрослого парня.
– Ларочка, – сказал, – что случилось? Пойдём отсюда, поедем домой!
Было очень тихо, все ребята молчали. Глаза Алика, непонимающие, печальные и любящие, смотрели на неё. Но Лариса видела только тот же змеиный цвет, тот же изгиб губ и такую же ямочку на подбородке, как у другого, рвущего на ней одежду. К горлу подступило грязное ругательство, захотелось затопать ногами, покатиться с воплем по траве… Виталий крепче прижал её к себе. И она успокоилась, но ответить безразлично не смогла, получилось грубо:
– Напрасно ехал так далеко. Говорить нам не о чем. Уходи.
Он помолчал некоторое время, медленно поднялся, не отрывая от неё глаз.
– Проводи меня к электричке.
И тут она не выдержала, закричала, тоже вскочив:
– Проводить? Через лес!.. Да пошёл ты!.. Убирайся!
И бухнулась, истерически смеясь, прямо Витальке на колени, обхватила его за шею…
Альберт уходил, а девчонки, возбуждённо тормоша её, галдели:
– Лариса, прогнала такого красавчика! С ума сойти!..
Вскоре стемнело и ребята ушли играть в карты. А её Виталий увёл дальше, к реке. Пока шли, молчали, но когда сели на уютной полянке под деревьями, он спросил:
– Это был твой парень?
– Жених, – ответила Лариса.
Он присвистнул удивлённо, обнял её, а после паузы спросил:
– У тебя уже был мужчина?
Лариса подняла на него глаза, улыбнулась и после долгой паузы-поцелуя сказала тихо:
– Нет ещё…
– Значит, я буду у тебя первым.
Он поднял бровь, словно удивляясь этому. Он не спрашивал – утверждал, но сделал это так мягко, и движения, которыми он расстегнул пуговицы её рубашки-ковбойки были так ласковы, а руки, коснувшиеся её открытых грудей, оказались так нежны, что она ничего не возразила и не отстранилась. Он легонько положил её навзничь, тронул губами и языком соски, опустил руки на бёдра, нашёл змейку её брюк и потянул вниз… Тихий, блаженный трепет прошёл по её телу. Но вдруг в висках запульсировали боль и страх, Лариса резко села, упёрлась руками в его грудь.
– Нет! – голос у неё сорвался. – Я не хочу! Прости, не хочу!
Он застонал как-то горестно, тоже сел, отвернулся от неё, обхватил руками голову. И вдруг девушка поняла, что он плачет: плечи его вздрагивали, раздавалось тихое рыдание. Она замерла, затаила дыхание… В тот злосчастный вечер, в сквере, Лёнчик был нагл и отвратителен, страх и боль испытала она. Здесь, у реки, взрослый мужчина, ласковый, нежный, плакал так беспомощно… Та женщина, из общежития, тоже гнала его… Грусть, жалость, нежность к нему перехватили Ларисе горло, она положила руки ему на плечи, прошептала хрипловато: