Это была высокая, тоненькая как тростинка девушка, красоту
которой я оценил сразу. В Мейне такие не встречались. Местные
женщины смуглы и темноволосы, тогда как эта имела белоснежную кожу,
длинные серебристые волосы. А ее глаза… странные, светло-голубые,
похожие на осколки льда. Казалось, они выпивали из меня душу.
Я внезапно почувствовал, как быстрее застучало мое сердце. И
что-то толкнуло меня в толпу покупателей перед длинным помостом, на
котором находились рабы. Рабов охраняли пятеро дюжих молодцев,
вооруженных до зубов.
– Итак, – провозгласил продавец, – прекрасная язычница с
Коннерта!
Его слуги выпихнули вперед красавицу, которая вела себя, надо
отдать ей должное, как настоящая королева. Она одарила подручных
работорговца презрительным взглядом, а потом, гордо подняв голову,
посмотрела на окружавшую помост толпу. Казалось, что не ее продают,
а она выбирает, кого из нас ей купить. По толпе пробежал шумок.
– Начальная цена десять золотых! – объявил торговец.
Ничего себе! Десять золотых – это немалые деньги… Я, в общем,
человек не бедный, но и богатым меня назвать сложно. Правда, на
черный день у меня было кое-что отложено, но я старался не тратить
этот неприкосновенный запас без особой на то надобности. А сейчас
меня словно бы что-то толкнуло вперед.
– Пятнадцать! – услышал я свой голос и почувствовал, как на меня
смотрят десятки глаз.
– Двадцать! – раздалось хриплое карканье, и я увидел
сгорбленного старика.
Я знал этого человека. Это был Мишер, ростовщик, про него
говорили, что он баснословно богат, хотя жил он очень скромно. Я
пару раз занимал у него денег на небольшой срок и успел понять, что
он крайне неприятный человек. Сейчас он смотрел на меня как кот на
мышь, в полной уверенности, что никто не сможет перебить его
цену.
– Двадцать пять! – вынужден был разочаровать я его.
– Тридцать! – выпалил он, ухмыляясь.
Девушка всем своим видом выражала полное безразличие к торгу.
Складывалось ощущение, будто бы ей вообще нет никакого дела до нас,
простых смертных, устроивших всю эту мышиную возню. Голубоглазая
красавица смотрела в небо и едва заметно улыбалась нежному ветерку,
играющему с ее волосами. Ее словно и не было здесь – на грязном,
грубо сколоченном помосте посреди разношерстной толпы.
– Тридцать пять! – заявил я.