– Когда я вырасту, я тоже буду таким,
– перебил Шооран. – Я уже поймал одну тукку, но она убежала.
– Ну, конечно, – согласилась мама. –
Ты обязательно вырастешь и добудешь ещё не одну тукку, ведь ты
очень похож на отца. Я была у него второй женой, люди говорят, что
это плохо, – первая жена чувствует себя забытой и обижается. Но у
отца хватало любви на всех. Мы жили дружно, даже после того как
отец погиб. В шаваре не было зверя, способного победить его, но
крошечный зогг сумел проползти под панцирь и ужалить в грудь. Три
дня отец мучился, потом почернел и умер. И я теперь даже не могу
назвать его по имени. Но с его первой женой мы продолжали жить
дружно. Обычно жёны кличут друг друга сёстрами, но мы и в самом
деле жили как сёстры. Любви твоего отца хватало нам даже после его
смерти. Наверно, мы и сейчас жили бы вместе, но два года назад её
взял Многорукий. У неё остался сын, он уже совсем взрослый и живёт
сам, ты должен его знать, его зовут Бутач.
– Что?.. – спросил Шооран. – Бутач –
мой брат?
– Ну, конечно, – сказала мама. – Ты
разве не знал?
– Нет… – прошептал Шооран и,
помолчав, добавил совсем тихо: – Лучше бы я отдал ему мою тукку.
Тогда мы оба сумели бы убежать. Я же говорил, что Бутач остался на
оройхоне.
– Тихо! – сказала мама. – Если он
погиб, то называть его по имени нельзя. Имена всех умерших
принадлежат Многорукому.
– Мама! – укоризненно сказал Шооран.
– В это верят только женщины, а я – мужчина. Даже Многорукого я не
боюсь называть по имени. Его зовут Ёроол‑Гуй. Вот видишь – ничего
не случилось.
– Всё равно – не надо, – сказала
мама. – Не зови беду. Вот, поешь чавги и давай спать. Завтра мы
уходим отсюда.
Они поужинали остатками старых
запасов, легли на жаркую от близких аваров землю, прижавшись друг к
другу и укрывшись одним жанчем. И, уже засыпая, Шооран
повторил:
– Всё‑таки лучше бы я отдал мою
тукку…
* * *
Наутро, едва туман, плывущий по небу,
окрасился в жёлтый цвет, мама подняла Шоорана, и они отправились на
восток. Там, разумеется, знали о беде, постигшей соседей, и давно
приготовились гнать прочь ищущих пристанища людей. Несколько дюжин
воинов в роговых панцирях, в высоких, утыканных иглами башмаках, в
шлемах с прозрачными забралами, сделанными из выскобленной чешуи,
ходили вдоль поребрика или сидели, положив на колени короткие
копья. Поскольку положение было чрезвычайное, то командовал отрядом
одонт – наместник вана. Это был грузный и уже немолодой мужчина,
чрезвычайно страдающий от необходимости таскать на себе доспехи из
кости и грубой кожи водяных гадов. Одонт сидел, сняв шлем и
обмахиваясь пропитанной благовониями губкой. Пот каплями выступал
на его лице и лысине. Вид у одонта был совершенно не воинственный,
и Шооран немало удивился, когда мама направилась прямо к этому,
никакого уважения не вызывающему толстяку.