– Ты будешь это есть? – вдруг спросила меня Настя, когда
заметила, как старательно я орудую вилкой и ножом. Местная еда мне
не нравилась, да и не привык я, когда в мясе так много жира.
Потому-то я и зажимал вилкой чистую мясную часть, а жир отделял
ножом и сдвигал в край тарелки. Как раз к тому краю и прицепился
взгляд Насти.
– Не буду, – быстро ответил я.
Тогда она, даже без вилки, схватила сплошной кусок жира,
положила его на сухой хлеб и в два быстрых укуса заглотила все это.
Мое лицо скривилось, но она, к моему счастью, этого не
заметила.
На ужин я предпочел не идти вовсе. Решил, что лучше чуток
поголодаю, чем буду есть местную гадость, от которой меня воротило.
Когда я узнал, где находится спальная комната, то там и остался,
плотно укутавшись одеяло и ни с кем не контактируя. Мне ведь нужно
было только до понедельника продержаться.
Дальнейшие два дня проходили для меня в суровых муках. По ночам
я плохо спал и сильно ворочался на скрипучей, пружинистой (что
странно, ибо на дворе была вторая половина двадцать первого века)
кровати. Это сильно злило Артема, который занимал нижнюю от меня
койку. Поэтому я нередко получал от него пинки снизу. И пускай плед
с простыней смягчали удары, мне все равно было неприятно. Помимо
этого, на меня сыпались ужаснейшие проклятия, причем не только от
него, но и от других ребят, которым я мешал уснуть. Всего в этой
крохотной комнате было десять двухъярусных кроватей.
Спальные комнаты не делились по командам, поэтому из всех, кто
спал со мной, знаком я пока был лишь с Артемом.
Ранний подъем тоже убивал меня, привыкшего дома просыпаться не
раньше обеда. С учетом того, что еще и засыпал я чуть ли ни под
утро, мне было особенно тяжело. И Артем получал большое
удовольствие, когда лупил меня, чтобы я скорее оторвал голову от
подушки. Как-то раз его ладонь особенно сильно заехала мне по уху,
и потом оно весь день было красным и разбухшим.
В вечер субботы я стал свидетелем драки: двое пацанов повздорили
за игрой в карточную игру. Один уверял, что второй жульничал, ну а
второй, не мудрено, отрицал это. Закончилось тем, что более крупный
разбил другому нос.
А в воскресенье мне довелось увидеть совсем уж неприятную для
меня картину. Один тринадцатилетний мальчишка из моей комнаты (его
зовут Михаил, но тогда я еще этого не знал) случайно разболтался,
что у него серьезная клаустрофобия. И что поэтому он никогда не
пользовался лифтом. И местные волчары с превеликой радостью нашли
себе развлечение.