Из дому мы выходили всегда загодя, и времени у нас хватало походить по рынку, не пройти мимо огородов и успеть поиграть перед уроками на школьном дворе в салочки, чехарду. А девчонкам хватало времени напрыгаться через веревочку. Тут наши региональные ватаги сразу распадались, и на вид неорганизованное бушующее ребячье сообщество разбиралось по классам. Наконец, мы становились в линейку и поочередно заходили в школу. В этот-то момент и возникала снова тревога за предстоящий диктант или вызов к доске.
* * *
У меня сохранилась фотография нашего четвертого «Д». Классным руководителем у нас тогда стала Анна Ивановна, фамилии которой я, к сожалению, не запомнил. Была она очень толстой и строгой женщиной, мне кажется, что строгое выражение ее круглого лица в очках, запечатленное на фотографии, никогда не менялось. Неестественно грузное ее тело не давало ей возможности быстро передвигаться. По этой причине она не могла контролировать наше поведение на внешкольных и внеклассных занятиях и развлечениях. Но в классе, на занятиях она была строгой хозяйкой и учительницей. Наверное, благодаря ей я в конце своего четвертого года обучения вышел твердым хорошистом по всем предметам. После перевода в другую школу я больше никогда не встречался с Анной Ивановной и не имел возможности поблагодарить ее. Но память о ней сохранил до сих пор.
Жизнь развела меня со всеми моими однокашниками по сорок восьмой школе с той поры, как ее прекрасное здание передали военному ведомству. Изредка после этого мы еще встречались на улице. Иногда, встречая бывших соучениц уже красавицами, статными девушками, подходить к ним я не решался, не напоминал о себе по причине робости, но вместо истинного чувства симпатии вдруг громко издалека выкрикивал вслед им бестактные грубости. За них потом было стыдно. А им было невдомек мое так глупо скрываемое восхищение. Не знаю теперь, где я могу их встретить и смогу ли когда-нибудь попросить прощения.
А вот на войне в свои еще семнадцать лет я вспоминал их всех и мечтал о встрече после Победы. Но иных уже к тому времени не стало, а другие разъехались по разным концам нашей Москвы, а может быть и дальше. Класс наш был большим. На сохранившейся у меня фотографии я насчитал сорок два человека – двадцать две девочки и двадцать мальчиков. И всех своих одноклассников, к сожалению, я не смог запомнить по именам и фамилиям. Но некоторых все-таки помню. В первом ряду вместе со стоящими на коленях пятью девочками пригнулся Коля Шахматов. С ним я дружил, был у него дома, в селе Алексеевском. А в победном сорок пятом, когда я пошел искать по окрестностям оставшихся в живых друзей, узнал, что Коля с войны не вернулся.