Жуков. Портрет на фоне эпохи - страница 49

Сразу проясним вопрос о том, мог ли Жуков поступить в школу прапорщиков: у него для этого не хватало образования, и он не врал, занижая его, чтобы стать простым солдатом. В остальном же заявление просто святотатственное! Согласно постулатам советской марксистской религии, выбор человека напрямую зависел от его социального положения. И вдруг Маршал Советского Союза заявляет, что в 1917 году мог выбрать другую судьбу; стечения обстоятельств, случайности, удачи и неудачи – все это существует и играет важную роль… Но самое главное в этом отрывке интервью то, что он еще раз подтверждает уже высказанную нами в данной главе мысль: в 1917 году Жуков не имел четких политических убеждений, не занимал четкой позиции, а примкнул к потоку, уносившему его подальше от войны. Переворот в Петрограде не произвел на него впечатления. Он не присоединился к большевистской революции, не проявлял в те дни «классового сознания», в отличие от многих будущих сталинских маршалов. Как и миллионы людей в серых шинелях, он просто вернулся в родную деревню.

Последнюю декаду ноября 1917 года младший унтер-офицер Жуков прятался, как он сам написал, между Лагери и Балаклеей. То есть между казармами, в которых располагался его эскадрон, и городом, где размещались остатки штаба 10-го драгунского полка. Он носил форму, сохранял карабин и саблю. Он оставался солдатом, несмотря на революцию. И в первую очередь его занимала судьба армии, от которой зависело его выживание.

Если проследить день за днем высказывания Ленина в этот переломный период, то мы обнаружим, что его внимание было сфокусировано на трех целях: заключении мира с Германией, построении большевистского государства и организации его защиты, ибо, по его высказыванию, цитируемому, в том числе, Жуковым, «всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться»[59]. Для достижения всех этих трех целей требовалось установить контроль над старой русской армией. Не для того, чтобы ее использовать, а чтобы добить ее, чтобы ее ресурсами не могли воспользоваться противники большевиков, которые, по мнению вождей партии, непременно должны были захотеть использовать их для своих контрреволюционных целей. Решения, втайне принятые в петроградском Смольном институте, где находилась резиденция Ленина, напрямую затронут унтер-офицера Жукова и еще три миллиона русских, до сих пор носивших солдатские шинели.