Я вгляделся в прошлое, но оно уже давно стало пустой комнатой с замурованной дверью. Сломать дверь и войти, чтобы найти там голые стены, было бы глупо. Я оставил прошлое. Настоящее плакало в моей прихожей, утирая запоздалые слезы колючим шерстяным шарфом. Я сбежал. Мне пришлось расстаться с ней. Всё, во что я верил, была она. Я любил её за то, что она не такая, как я. За то, что весь её мир мог уложиться в любовь, за то, что она была глуха и слепа ко всему, кроме отношений. За то, что она возвращала меня к жизни из тех кругов ада, в которые я сам себя замуровывал. Теперь я понимаю, как глупо любить «за что-то».
Но однажды она пришла ко мне и, не переступая порога, произнесла: «Теперь я тебя поняла», и я знал, что это не правда. Тем поздним вечером передо мной стоял мой мёртвый бог и перебирал пальцами свой колючий шерстяной шарф. Её руки то и дело тянулись к моим плечам, каждым прикосновением прося прощения и понимания. Напрасно.
Я простил ей измену, но своего разрушенного Олимпа я простить не мог. Я всё меньше мог противиться своему желанию сбежать.
Страница 7
Воображаемая любовь
В своем воображении я часто писал историю про нас. Под музыку, которую слышал в своем плеере, под музыку, которая раздавалась на праздничных площадях, под музыку в торговых центрах и парках. Под любую музыку я снимал фильм про нас.
Кадр первый. Я сижу на лавочке жарким летним днём с банкой газировки, и ко мне подходит она. Анна. В замедленном действии, как бывает в кино во время самых захватывающих событий. Она подходит ко мне в легком пестром платье и улыбается, всё время улыбается. Нет ничего заурядней, но в наших отношениях не было ничего счастливее, чем эти бессмысленные моменты.
На самом деле начинать нужно было с другого: с того момента, как я впервые увидел её. Впрочем, мы с детства жили в соседних подъездах и были хорошо знакомы. Но однажды я увидел её под каким-то непостижимым углом зрения, который свел меня с ума. В тот момент она смеялась в объятиях другого и прошла мимо, не взглянув на меня. А я долго смотрел им вслед, стараясь удержать то мимолетное ощущение легкости и игры, которое я почувствовал, глядя в её лицо. Второй раз я увидел её беспомощно бледной. На загорелых щеках едва подсохли беспомощные слезы. Когда я подошел, она безнадежно подняла на меня глаза и не произнесла ни слова.