Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала - страница 45

Хочу успокоить своих боевых товарищей, соратников: не для того я проливал свою кровь на фронтах Великой Отечественной, чтобы вляпаться в гражданскую войну яковлевых, бурбулисов, чубайсов, кохов. Хотя признаюсь: взять Москву нам будет труднее, чем Берлин…

Да, тяжек крест людей, их ответственность перед державой, которые не ради политического вожделения пришли управлять этим непростым миром. И чтобы не рухнул наш славянский мир, не распалась связь времен, каждый стоящий у власти обязан находиться в светлом поле деяний и поступков. Давно пора нам понять, что Родина – это не только деревня, где ты появился на свет, где работаешь и живешь ради своих детей. Государство – это наши благородные деяния, нечто слагаемое из полей, гор, лесов, рек, дающих жизнь таким же городам и деревенькам, соединенным общностью языка и историей, нравственными поступками наших предков, их верой и воинской доблестью. Вся политическая география нашего государства издавна вплетена в суровую нить личной судьбы каждого из нас.

К сожалению, сегодня что ни политик, то наставник. Что ни режим, то непременно – моральный, выше и подняться некуда. «Нравственность» политиков такова, что перед ней меркнут подвиги отцов-пустынников. Вот в такую драматическую эпоху мы живем.

Машины шли на большой скорости по вновь отремонтированному шоссе Сергиев Посад – Москва. Часам к двум 26 августа подъехали к Матросской Тишине, открылись тяжелые ворота, около которых стояли бронетранспортеры.

В камере номер 201 на втором этаже Матросской Тишины меня встретил молодой человек Андрей Антонов. Камера была наполовину покрашена в черно-зеленый цвет, наполовину небрежно отштукатурена серым цементом. Шел третий час ночи. Я начал раскладывать тонкий черный матрац на металлические полосы двухэтажной, сваренной из труб кровати. Андрей конечно же знал, что эти полосы врезаются в тело, потому невозможно уснуть. Он и предложил мне подложить картонный лист, который тут же достал из-под своего матраца.

– У меня два листа, – пояснил Андрей. – Здесь сидел узбек, его ночью срочно перевели в другую камеру, и я этот лист подложил под свой матрац.

Впервые с 21 августа я крепко уснул, но тут же услышал команду: «Подъем!», которую старательно, словно спала в камере целая рота, через «кормушку» проорал охранник. Теперь-то было ясно, что меня привезли в Матросскую Тишину на допросы. Правда, я пока не знал, кого еще арестовали, кто находится в этой Тишине. Всю информацию тщательно дозировали, радио не включали.