Любовь до полуночи - страница 20

Шрифт
Интервал


Помнит ли она?..

Она помнила неторопливые обеды, блестящие беседы на троих. Она помнила, как однажды Оливер встал между ней и какими-то пьяными идиотами на улице, в то время как Блейк прикрывал ее с безопасной стороны. Она помнила, как у нее перехватило дыхание, когда Оливер вышел к ним из сумеречной тени, и какой опустошенной она почувствовала себя, когда он ушел.

Конечно. Она помнила.

– Тогда ты должен помнить, как часто Блейк проявлял свою страсть и чувства на публике. – Оливеру нередко бывало неловко за них, и он смотрел в сторону, чувствуя себя пятым колесом, каковым и был. Трудно представить себе, чтобы этого уверенного в себе мужчину можно было смутить. – Разве этого недостаточно?

– Это была вполне убедительная демонстрация чувств. Но у меня всегда было ощущение, что Блейк специально приберегал такие проявления любви для моментов, когда вы оказывались на публике.

Горькое чувство обиды охватило Одри. Потому что, по сути, это была правда. За закрытыми дверями они жили скорее как брат с сестрой. Чего Оливер, вероятно, не знал, так это того, что Блейк бурно проявлял свои чувства к ней в основном и особенно в присутствии Оливера. Метил собственные владения как сумасшедший. Как будто подсознательно чувствовал ее интерес к своему другу, который она так старательно пыталась скрыть.

Одри с трудом вдохнула:

– Оливер, неужели ты хочешь сегодня этим заниматься? Осуждать покойника?

Он гневно нахмурил брови:

– Я хочу просто наслаждаться. Наслаждаться твоей компанией. Как раньше. – Он снова пододвинул к ней подарок. – И на этой ноте открой его.

Одно мгновение она сидела неподвижно, но стальная решимость в его взгляде говорила ей, что это абсолютно бессмысленно. Он был готов сам вскрыть для нее упаковку.

Она разорвала бумагу с большим раздражением, надеясь, что он истолковал это как нетерпение.

– Это сигара. И колода карт, и упаковка «M&M’s». Как три года назад. – Она подняла на него глаза и выдержала его пристальный взгляд. – Я не курю.

– Меня это никогда не останавливало.

Одри изо всех сил пыталась прогнать теплое воспоминание о том, как Оливер позволял ей выигрывать у него в карты, полагая, что она ничего не замечала.

Она откинулась назад:

– Что ты делаешь на Рождество?

– Работаю, как правило.

– Домой не летаешь?

– Летаю ли я домой к отцу? Нет.