Выяснить же всё до конца она могла только одним способом – идти
вперёд приуготовленным ей путём, стараясь не держать на Игнациуса
никакого зла. Потому что если потом и в самом деле окажется, что
это всего лишь его хитроумная комбинация и жёсткие слова были
необходимы, иначе Клара по каким-то ей самой пока неведомым
причинам не смогла бы справиться с возложенной на неё
миссией, – тогда она просто по-смеётся вместе с Архимагом,
хотя и заметит ему, что использовать такие методы не слишком-то
порядочно. Ну, а если они и в самом деле стали смертельными врагами
и Коппер оставил её в живых только потому, что не хотел марать её
кровью паркет своей гостиной, тогда она, несмотря ни на что,
постарается «хлопнуть дверью» и на сей раз. И постарается дожить до
этого, наперекор всему.
* * *
Мельин встретил их ненастной осенью. Они оказались там, где и
рассчитывала Клара – тропа без всяких преград и приключений вывела
их почти что к воротам Имперской столицы. Некогда великий город
ныне весь утопал в жидкой осенней грязи, опоясанный, словно
недужный, переломавший себе кости человек лубками – бесчисленным
сплетением строительных лесов. Несмотря ни на что, работы
продолжались. Клара увидела мрачных и мокрых гномов, перемазанных
глиной и известью, под навесами выводивших кирпичные своды, стены и
прочее; не менее мрачных и не менее мокрых людей: каменщиков,
плотников, кровельщиков. По улицам, утопая в грязи по ступицу,
ползли тяжело гружённые возы с бревнами и камнем; каждый воз
сопровождала целая ватага гномов, то и дело припрягавшаяся в помощь
выбивающимся из сил волам. Клара мельком удивилась старательности
Подгорного Племени – волшебница не могла считать себя великим
знатоком Мельина, но, судя по сохранившимся в памяти обрывочным
сведениям, гномы здесь любили людей едва ли больше, чем собаки –
кошек.
Весь отряд Клары, включая и её саму, угрюмо и хмуро обозревал
окрестности, стоя на небольшом возвышении невдалеке от южных ворот
города. Весел и чуть ли не счастлив казался один Кицум, не
обращавший внимания ни на холодный, пронзающий ветер, ни на ледяной
дождь, мгновенно пробившийся сквозь старый плащ клоуна.
– Чего лыбишься? – буркнула Тави, поглубже надвигая
мокрый капюшон.
– Так ведь домой вернулся, милостивая госпожа, –
широко улыбнулся Кицум, показывая чёрные пеньки сгнивших
зубов. – Домой, понимаете? А дом – всегда дом, пусть даже
крыша протекает, – он с усмешкой указал на сеющие водяную пыль
низкие тучи.