– Как спалось на новом месте… одной? – Как ни странно, деспот подхватил мой нарочито светский тон, занимая стул напротив.
– Ну, в последнее время у меня что ни ночь, то новое место, – ответила почти беззаботно, пожав плечами и игнорируя последнее слово. – Так что могу только сказать, что кошмары не мучали. А как ты вчера погулял?
– Прекрасно! Я уже стал забывать, как великолепен мой Тахейн Глифф в лунном свете! – Ну еще бы, небось годами проводил ночи напролет, скача из одной постели в другую в долбаном Фир Болге! Когда тут на луну со звездами посмотреть, если стольких опробовать надо! Интересно, а вчера не ходил ли он в эти чертовы развалины в поисках утешения? Насколько понимаю, кто-то же из этих отзывчивых к мужским горестям и разочарованиям кадани еще остался. Так, стоп! Только положительные эмоции и позитивный настрой, помнишь, Аня?
– Перемены, пусть и кратковременные, так освежают! – ляпнула первое пришедшее в голову, приструнивая свое воображение, но все же покосилась с балкона в сторону раздолбанного вертепа, будто могла рассмотреть, насколько сохранились нижние ярусы.
– Это точно, Эдна. Вот только некоторые не способны рассмотреть их положительное влияние, даже если их в это тыкнуть носом! – Естественно, Грегордиан проследил за направлением моего взгляда и теперь насмешливо и довольно оскалился. – Кстати, я на дух не переношу запах гари и не склонен удовлетворяться чем придется, когда хочу чего-то определенного. Не знала?
Это что сейчас – завуалированный ответ на мой незаданный вопрос, провел ли он ночь в одиночестве? Типа, жест доброй воли от архонта Грегордиана, находящегося в хорошем настроении с утра? Что же, тогда стоит сделать ответный ход.
– Я очень много чего о тебе не знаю, архонт Грегордиан. Но с удовольствием исправила бы это упущение, – и я просто улыбнулась, как-то абсолютно неожиданно даже для самой себя. Без второго дна или ради маскировки других эмоций. На какой-то момент показалось, что мои лицевые мышцы не послушаются оттого, что я почти забыла, как можно улыбаться. Не заходиться нервным хохотом, не усмехаться, не кривиться в ухмылке, а расслабиться настолько, чтобы губы сами расползлись. Совершенно необъяснимо – собственная улыбка и тот факт, что деспот ни к кому не прикасался прошлой ночью, подарили чувство поразительного облегчения, которое покатилось по телу мягкой волной тепла и удовлетворения.