Закрыв глаза, Ева мысленно вернулась в прошлое, когда мать учила ее аккуратными стежками пришивать жемчужины к плотному шелку, чтобы создать платье чьей-то мечты, наполнив его романтикой, красотой, любовью. Пускай ей самой суждено остаться сторонней наблюдательницей чужого счастья, но, по крайней мере, она унаследовала от матери талант и призвание.
Данте. Какое счастье, что он ушел. Она задрожала, вспоминая его взгляд, острый как нож…
– Ева.
Она стремительно повернулась, вскинув руки к груди, чтобы не выскочило сердце:
– Данте, почему ты здесь? Я же просила…
Он стоял в глубокой тени – напряженный, с мрачным лицом, сунув руки в карманы брюк.
– Назовем это компромиссом, ведь я дал слово Финну, что буду рядом, если понадоблюсь.
«Ты был нужен однажды, но предпочел уйти». С тех пор прошло пять лет, но в ее голове крутились все те же мысли: «Обними меня, ласкай, люби…»
– Мне никто не нужен. – Она не узнала свой голос, звучавший холодно и отчужденно.
Ни слова в ответ. Данте молча смотрел в сад, окутанный туманной дымкой, но окружавшая его аура опасности интриговала и возбуждала ее все сильнее. Наконец он повернулся, сделал шаг и приблизился почти вплотную. В темноте Ева не видела выражения лица, но жар его тела привел ее в смятение.
– Ты сказала хорошую речь, Ева, – произнес он с теплой искренностью в голосе, напомнив Еве человека, которого она знала когда-то. И которого больше не существовало. – Мама могла бы тобой гордиться.
«О господи! Главное – не расплакаться».
– Спасибо. – Голос сорвался против ее воли. Если он не уйдет сию же минуту, она за себя не ручается…
С тяжелым, долгим вздохом, как будто он все понимал, Данте обнял ее. Прошлое оттеснило настоящее. Без колебаний и сожалений Ева уткнулась лицом в его шею, вдыхая терпкий запах одеколона и наслаждаясь чувством защищенности в объятиях сильных рук. Его пальцы поглаживали обнаженную спину. Он молчал, но был рядом, когда она нуждалась в нем.
Нет – нет. Зачем он ей? Она обойдется без мужчин. Так было до сих пор и будет впредь. Они предают и уходят, доставляя только страдания и боль.
«Надо сейчас же вырваться», – приказала себе Ева, но там, где был леденящий холод, теперь щекотало ухо горячее дыхание Данте. Ее охватила дрожь. Игнорируя голос рассудка, Ева запустила пальцы в его густые волосы и прижалась теснее. Данте издал низкий стон, когда ее грудь уперлась в твердые мышцы, а сердце бешено стучало прямо в ребра. «Это неправильно, – думала Ева. – Я не нужна ему. Разве однажды он не проучил меня?»