— Сегодня я умру, — сообщил он со спокойной обречённостью.
— Айси, ты что?! — перепугался я, — Что за шуточки?!
Он перевёл взгляд с потолка на меня и пояснил.
— Я видел сон. Я знаю, что он означает.
Из моей попытки рассмеяться ничего не вышло. Болезненно
скривившись, я проговорил:
Ну что за похоронное настроение?! Расслабься, ты совсем не похож
на покойника!
— Мы оба уже мертвы. Это случится не сегодня, так завтра. Или
послезавтра. С каждым днём противники всё сильнее. Мы не сможем
побеждать до бесконечности.
— Я знаю, друг, знаю. Но пока у меня есть силы, постараюсь
остаться в живых как можно дольше.
— И какой в этом смысл? Нам всё равно отсюда не выбраться.
Айси отвернулся к стене. Я постоял возле него ещё какое-то
время, борясь с желанием врезать товарищу для прочистки мозгов, а
потом отошёл и занялся зарядкой. Умру я сегодня, или протяну ещё с
недельку — не важно. В любом случае, сдаваться не собираюсь.
Я как раз сидел в продольном шпагате, когда ко мне подошёл один
из сокамерников — невысокий, жилистый и верткий, как угорь. Один из
тех, кто был здесь ещё до нас, а значит, тип опасный и живучий. Я
поднял голову и посмотрел ему в лицо, не переставая тянуться руками
к носку.
Парень жестами показал, что предлагает помериться силами. Нет,
он не немой. Но все мы здесь из разных миров, и языков друг друга
не знаем. Впрочем, чтобы понимать друг друга, вполне хватает жестов
и мимики. Я кивнул, поднялся на ноги. Всё равно, мой обычный
спарринг-партнер забил на всё болт, а тренироваться надо. Так что,
раскидав ногами солому, мы вышли в центр помещения, в то время, как
трое других наших сокамерников отошли к стенам.
Я бросил короткий взгляд на Айси — тот так и лежал, отвернувшись
к стене. Такая себе группа поддержки.
Соперник издал короткий вскрик и бросился на меня. Я ушел с
линии атаки, выбросил руку, целя по корпусу — тот отвёл, попытался
достать по колену. Короче, понеслось. Его стиль борьбы не был похож
ни на один из тех, с которыми мне уже доводилось сталкиваться, так
что пришлось попотеть. Но от того только интереснее.
Выяснить, кто круче, нам так и не дали. Окошко в двери
открылось, из-за него раздался голос стражника.
— Обед, смертнички!
Не знаю, понимал ли кто-то, кроме меня, местный говор, но народ
послушно выстроился в очередь. Каждому из нас полагался кусок
чёрствого, безвкусного хлеба, и на этом всё. По какой-то причине
никто и не пытался претендовать на чужую пайку. Вряд ли из-за
чрезмерной порядочности. Скорее, тех, кто пытался крысятничать,
забивали как мамонтов. Впрочем, таких подробностей мне не
рассказывали.