Медсестра с куском ваты вышла в
другую комнату и прикрыла за собой дверь.
Мы находились в медпункте. Окна здесь
были большие, зарешеченные, и дуло от них полноценными потоками
ветра. Как только мама могла стоять к одному из них спиной? Я
лежала на кушетке с кожаной обивкой и морщила нос от запаха. Мне
всегда казалось, что так пахнут медикаменты и инструменты
медсестры, однако по какой‑то причине в заброшенных больницах пахло
так же. Он всегда казался мне неприятным, скорее всего из‑за
ассоциаций из детства. Я была болезненным ребёнком: вирусы из всей
группы в первую очередь одолевали меня, причём дольше и сильнее
всех. Часто ломала кости, падала и зарабатывала ушибы. Из‑за этого
Раиса постоянно писала объяснительные директору, а тот в свою
очередь отчитывался перед врачами, искренне верящими, что меня
здесь избивают.
Забавно это, если не брать в расчёт,
сколько головной боли я привнесла в жизнь мамы.
Женщина искоса взглянула на меня, но
заметив, что я рассматриваю ее, встала и подошла к кушетке. Ее
ласковая рука погладила мою щеку, нервно поправила волосы и упала к
ней на колени.
– Как себя чувствуешь? – спросила та,
кто стала мне настоящей матерью.
Я искренне ей улыбнулась, чуть
приподняв уголки губ. Вышло, скорее всего, жалко, потому как Рая
опустила усталый взгляд к полу и тяжело вздохнула.
– Нормально, – я попыталась
привстать, но завалилась обратно под тяжестью собственной головы, –
долго я здесь пролежала?
За окном всё так же было пасмурно и
немного сумрачно, потому сама я определить время не могла. Ко всему
прочему я чувствовала себя отдохнувшей и выспавшейся. Не могла же я
проваляться в отключке сутки? Тем более меня разбудили нашатырем, а
толку в этом не было, если бы я спала, а не находилась в
обмороке.
– Минут десять с того момента, как
тебя повара нашли.
Интересно, сколько я пролежала на
кухне до этого? Но это было не важным. Главным все ещё оставалось
то, что у меня есть половина дня и вся ночь на осуществление плана
побега. Часов в шесть утра приедет Барсик, которому будет поведана
вся история и передана моя бренная тушка для спасения.
– Я знаю, что тебя хочет забрать
отец, – неожиданно начала мама.
Меня покоробило от этой мысли. Не
хотела я говорить об этом с ней. Женщина не заслужила слышать о
моей трусости. Да и я не привыкла кому‑либо плакаться о тяжелой
судьбе. Даже Карина и половины всех моих мыслей и чувств не знала.
С Раей у нас были хоть и близкие отношения, но я ей ничего не
рассказывала. По удивительном стечению обстоятельств она сама обо
всем узнавала первой и иногда успевала отговорить меня от
глупостей.