Ольшую часть этого оброка потребовал
выплачивать не зерном, рыбой или скотом, а добрым серебром.
А откуда крестьянину-хлебопашцу
серебра-то набрать? Однако же окрестный люд поднапружился, и в
первый год наш господин получил довольно серебра для откупа. А вот
в нынешнем году серебра не хватило. Баскак приехал — ан дани-то
недостача. Отъехал ни с чем восвояси, но через дюжину дней
воротился с четырьмя сотнями: одной монгольской и тремя пешими из
наших же богемцев. Тут-то и не стало у нас господина и вся округа
обезлюдела.
«Бред форменный. Рыцари какие-то,
баскаки, монголы, дань, серебро...
Не то мужик зачем-то вознамерился
запудрить мозги прохожему, не то крыша едет со страшной силой,
причём с равной вероятностью как у меня: в таком случае всё вокруг
просто глюки, а на самом деле я попросту лежу сейчас в уютной белой
палате, не исключено, что и с мягкими стенами, так и у мужика:
тогда понятно, отчего он со своей клячей тут Микулу Селяниновича
изображает. Но есть и ещё один вариант: этот бред — вовсе не бред,
а в самом деле происходит не разбери-пойми что? Вспоминая ту
цепочку непонятностей, благодаря которой я оказался здесь, можно
поверить если не во что угодно, то в очень и очень многое...»
— Погоди-ка, уважаемый!
А зачем господину Иоганну
понадобилось именно серебро, и почему, всё-таки, его не стало?
— «Уважаемый». Давненько старого
Пепку никто не называл «уважаемым», а говоря по правде, и вовсе
никогда не называли. Не стало благородного Иоганна Чевоя потому,
что он был казнён за неисполнения воли хана: человек, брошенный с
переломленным позвоночником без помощи со стороны, живёт достаточно
долго, чтобы ощутить всю тягость своего положения, мечтая о быстрой
смерти, но в конце концов всё-таки умирает. Серебром же он желал
откупить от угона в ясырь[4] десятину из
своих хлопов[5]: ведь, если некому станет
работать на господина, то на что же благородные господа жить
смогут? Походы против императора или франков, конечно, приносят
добычу, но большую её часть забирают себе нукеры хана. Вот и
остаётся доблестным рыцарям простой выбор: либо выплачивать
ежегодно десятину монголам и вторую десятину — матери нашей
Апостольской католической Церкви, снимая с хлопов по две шкуры,
либо лишиться собственной головы.
А позволь тебя спросить,
достопочтенный путник: кто ты и из каких краёв прибыл, что не
знаешь таких вещей? Судя по одежде, ты издалека: не носят такое ни
у нас, ни в императорских Судетах, ни у франков, ни на севере, где
раньше было ляшское королевство, и уж тем паче — в Шейбаниевом
улусе