Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник) - страница 35

Шрифт
Интервал


, журнал «Новая Россия», 1996, № 1). Есть и другой – столь же удручающий пример: североамериканские индейцы, которым после чудовищной взаимной резни предоставлен выбор оставаться в резервациях (сохраняя национальный очаг) или растворяться в общеамериканском «плавильном котле». Не исключено, что в дальнейшем, когда необходимость в контролируемом конфликте отпадет, равнинная Чечня будет освоена «пришлыми» (хотя кто тут пришлый, сказать трудно), тогда как горная Чечня получит статус именно резервации. Правда, сколько перед этим будет пролито крови, причем с обеих сторон, сказать трудно.

Перспективы исключительно мрачны, поэтому о них предпочитают не думать. Каковы бы ни были сегодняшние – сиюминутные или длительные – политические интересы тех или иных сил (да и экономические – вспомним нефть и нефтепроводы! вспомним наркотики! вспомним все от «чеченских авизо» до сегодняшних «восстановительных работ»), сколько бы ни сталкивалось право нации на самоопределение с нерушимостью границ суверенного государства, как бы ни развивались события в самой России и по ее ближнему и дальнему периметрам – трагичность, а главное, безысходность ситуации были запрограммированы в тот день, когда Борис Николаевич Ельцин делал «операцию на носовой перегородке», а неопознанные самолеты бомбили Грозный.

Чеченская война была и остается преступной с обеих сторон (что, разумеется, не перечеркивает доблести ее участников), но это, сказали бы юристы, «преступление, преследующее цель избежать ответственности за предшествующее преступление». Ее нельзя было начинать, эту войну, ее нельзя было начинать Ельцину, ее нельзя было завершать Ельцину, ее нельзя было возобновлять Ельцину. Но, раз уж она идет, необходимо, отказавшись от регулируемой бездеятельности, довести ее до победного конца. До настоящего победного конца, а не до его безвольной имитации. Хуже не будет.

Честные девушки

[8]

«Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». Что трогательнее, возвышеннее, наконец, сентиментальнее, чем справедливо прославленная строка Булата Окуджавы? «Умри ты сегодня, а я – завтра». Что гаже, ниже, наконец, циничнее, чем эта воровская присказка? Важно, однако, понять, что перед нами две равноценные поведенческие посылки: одинаково распространенные, одинаково приемлемые с практической точки зрения и одинаково неприемлемые с моральной: круговая порука и слепой эгоизм. «По жизни» они применяются одними и теми же людьми не альтернативно, а поочередно, в зависимости от того, что на данный момент выглядит или является более выгодным.