Живая вода - страница 25

Шрифт
Интервал


О, саванна - игра одуряющих непостоянств!

То калишь сковородку неба, то хмуришься тучей черной.

Вот опять не сошелся твой мудреный пасьянс,

Теперь всех забьешь дубиной водной.


Кому повезет, отсидится в укромной норе,

А нет норы - прижми свою спину

К баобабу - памятнику Великой Жаре,

Что зарылся корнями ветвей в небесную тину.


Но кто притаился там, в непролазных кустах,

И выглянул из травяной щетины?

Это клыкастый, когтистый саванский страх,

Зверем еще не став, пришел из лощины.


В его кудлатой башке только одно:

Зубами бы вгрызться в чужую кожу.

Льву полосатость с зебры срывать дано,

А зебре - удирать, завидев усатую рожу.


И вот уже вымазан кровью пасти оскал.

Лежит и довольно жмурится. Царь, не иначе.

Был тут один горластый, да пропал.

Кто еще вспомнит, что у царя повадки кошачьи?


Может этот, что скосил маленький глаз?

Жует себе, похрюкивая, гора с ушами.

Лев только рыкнул, а этот выпалил враз:

"Да зовитесь хоть как: царями, отцами, пашами...".


И ушел обрывать макушки, ведь позволяет рост.

Бивни торчат кукишами, карманы хобота прорывая,

Его хата с краю. Лучше поджать хвост,

И живи-поживай, пропитание с верхушек добывая.


Здесь буйволом свирепствует, выставив рогов кость,

Бык африканский, раздувая ноздрю коровью.

Эй, подойди-ка поближе, долгожданный гость!

И сразу бычий глаз нальется кровью.


Но можно не только лоб иметь для рогов,

Но даже нос приспособить под это дело.

И мчись вперед, не жалея диких паров,

Коли носорогом чужое, ненавистное тело!


Хитер и опасен хищный саванский бог.

Он леопардом незримо в траве таится.

А ты живи, пока от страха не сдох,

Но все равно от этого бога не скрыться.


Господа! Ау-у-у... Есть еще кто живой?

От смрада тотального саванского озверения

Пользуйтесь "Сафари" - туалетной водой,

Производит отечественная парфюмерия.




"Разлук так много на земле и разных судеб.

Надежду дарит на земле паромщик людям" .

( Николай Зиновьев)


Стекают дни, шумит вода и брызги мечет,

Песнь о любви поёт весною даже кречет.

А я стою, и ветер бьёт холодный в спину,

Озноб мне душу леденит, я стыну, стыну...


А берег сумрачный такой и одинокий.

Меня глаза твои зовут, о, сероокий,

Но сталь реки нас развела на половины,

И мёрзнут наши берега, сутуля спины.


Сюда дорогу позабыл седой паромщик,

Но молча смотрит сквозь меня суровый кормщик...

Здесь все надежды топит Ахерон,

И держит шест паромщика Харон.