Берендей тут же почувствовал на себе
чей-то взгляд и повернулся в сторону стола: на него смотрела
Юлькина мама — с интересом и любопытством. Она поняла? Вот так,
сразу? С одного взгляда?
— Садись чай пить, я привезла
пирожные, — позвала она. Ему понравилось, как она это сказала, —
как будто старому знакомому. Не фамильярно, но очень…
по-дружески.
За столом уже сидели Андрей, Наташа и
Людмила.
— Проходи сюда, — Антонина Алексеевна
кивнула на место в углу.
Там уже стояла кружка с дымящимся
чаем. Хочешь-не хочешь, а пришлось занять именно тот стул, который
для него выбрали. Берендей хотел сесть с краю, он любил сидеть с
краю. И на краю стула — чтобы ничто не мешало в любую минуту
сорваться с места. «Это звериное», — говорил отец и тоже старался
запихнуть его в угол.
Берендей кивнул и сел. Справа от
него, через угол, сидела Людмила, а слева осталось свободное место.
Андрей привстал и поприветствовал его нарочитым рукопожатием. Вчера
они немного познакомились, и, похоже, Берендей Андрею не
понравился. Интересно, чем? Берендей относился к нему вполне
дружелюбно.
Без объяснений все понимали, что
связь Андрея с Наташкой не продлится и недели: яркая, симпатичная
девочка привлекла его лишь доступностью. Андрей был весьма
симпатичным юношей, и Берендей долго не мог понять, откуда берется
его потребность в легких победах. Только потом, поглядев
внимательней, выяснил: Андрей считал себя толстым. Он и вправду был
склонен к полноте, но она его нисколько не портила, наоборот,
придавала солидности и шарма. Но, видно, себе он рисовал другой
образ.
Наташка была слишком простой для него
— не умела правильно говорить, правильно есть, правильно себя
вести. А Андрей явно жил в семье, где это ценится. Берендей видел,
как за новогодним столом, будучи совершенно пьяным, он ел гуся
ножом и вилкой. Он и сейчас сидел за столом выпрямившись и прижав
локти к бокам. И речь его отличалась литературностью — он всегда
правильно и по-книжному строил фразы: это выглядело естественно и
не вызывало отторжения.
Людмила же, наоборот, старалась
казаться интеллигентной, но у нее это плохо получалось. Отец
говорил Берендею, что интеллигентным человеком нельзя притвориться.
И точно: что-то выдавало в Людмиле дочь нуворишей, высоко
взлетевших, но так и оставшихся мещанами во дворянстве. Однако
Людмила ему понравилась. Она была высокой, статной брюнеткой, ярко
накрашенной, даже когда шла кататься с горки. Голову держала высоко
и гордо; губы ее, чувственные и яркие, оставались плотно сжатыми,
как будто она играла королеву. Но иногда, забывая о своей нелегкой
роли, она превращалась в обычную девчонку, с южнорусским говором и
южнорусским же темпераментом. И тогда ее мимика становилась
богатой, а лицо, утратив маску, располагало к себе.