Место: каменная урна
Время: серо-черное утро седьмого дня
Звук: урчание пустого желудка
– Да будет легким исход для несчастных, да не омрачат мучения, боль и страх их голоса, не исказят их ноты, да сольются они в Песне Жизни с тем, что Изначально и Вечно…
Маленький, большеглазый, Эрик Эшлиншир скомканной салфеткой жался в угол шлакобетонного «мусорного ведра». Сюда бросила его, предварительно помяв и истрепав сверх всякой меры, чья-то злая рука. Взгляни кто со стороны, сказал бы, что больше всего Эрик сейчас был похож на использованный клочок туалетной бумаги, к такому не то что прикасаться, в его сторону противно даже смотреть. К сожалению, хозяин «злой руки» не был чистюлей и не брезговал даже бывшими в употреблении средствами гигиены. Подтверждение тому – другие шесть «комочков». Уже шесть дней на каждом рассвете одного из них изымали один за другим из того же «ведра». Слабые, визжащие, они жались к стенам, сползались, как опарыши, в одну кучу, надеясь спрятаться за спинами друг друга, хоть на сутки продлить жизнь одноразовой салфетки, вытолкать кого-то вместо себя навстречу… Чему? Смерти? То, что стояло на пороге, смотрело с упоением, захлёбывалось едкой слюной в предвкушении пира и было значительно хуже. Смерть не была столь отвратительна, не была столь чудовищна, бесчеловечна и страшна, как это…
Эрик остался один. Седьмой рассвет крался к Эрику по ту сторону двери, неспешно, сонно, неумолимо…
– Господи, Господи, Ты – Истинна, Ты – Суть Всего, из Тебя Всё происходит и в Тебя Всё возвращается…
Последние двадцать восемь лет – а именно столько прошло после окончания Мичиганского Университета с отличием в звании Магистра Теологии и Английской Словесности – мистер Эшлиншир в любое время года вставал с рассветом безо всяких будильников. Двадцать восемь лет прошло после приезда по распределению в крошечный Шельвиль – «спутник» города Гринвуд. Целая жизнь! Не пропустил он ни одного дня с тех пор – лишь только светало, с легкой радостью Эрик просыпался и молился до самого восхода. Молитва-песнь лилась искренне, с тихим упоением обращался он за помощью в делах серого дня к Тому, что было в его жизни защитой и светом, уверенностью и силой, сердечным теплом и красотой, знанием и учителем. На восходе он умывался и завтракал, и, после получасовой прогулки до здания школы на другом конце городка, готовил помещение класса и всё необходимое к предстоящим пяти-шести урокам истории или английской литературы. Приехав в Шельвиль, начав эту новую жизнь, Эрик не только стал замечательным педагогом – это была… жизнь внешняя.