2 февраля 1987 года, понедельник
(Клэр 15, Генри 38)
КЛЭР: Когда я возвращаюсь домой из школы, Генри ждет меня в читальном зале. Я отвела ему маленькую комнатку рядом с печкой; она напротив чулана, где хранятся велосипеды. Я объявила своим домашним, что мне нравится сидеть в подвале и читать, и на самом деле я много времени там проводила, так что никто не удивился. Генри подпер дверную ручку стулом. Я стучу четыре раза, и он впускает меня. Он устроил себе лежанку из подушек, диванных валиков и одеял и читает старые журналы при свете моей настольной лампы. На нем старые джинсы и фланелевая рубашка в клетку, он выглядит усталым, небрит. Сегодня утром я оставила дверь открытой, и вот он тут.
Я ставлю поднос с едой на пол.
– Я могла бы принести книг.
– Спасибо, тут книги что надо. – Он показывает на журналы «Мэд»[33] шестидесятых годов. – Это необходимо путешественникам во времени, которым нужно знать факты о настоящем, – говорит он, поднимая «Мировой альманах» за 1968 год.
Я сажусь рядом с ним на одеяла и смотрю на него – не скажет ли пересесть. Вижу, что он подумывает об этом, поэтому поднимаю руки и затем сажусь на них.
– Располагайся, – улыбается он.
– Откуда ты пришел?
– Октябрь две тысячи первого.
– Ты выглядишь усталым. – Я вижу, что он сомневается, говорить ли мне, почему он устал, и решает не говорить. – Что мы делаем в две тысячи первом году?
– Много чего. Большие события. И изматывающие. – Генри принимается за сэндвич с ростбифом, который я ему принесла. – Слушай, как вкусно!
– Это Нелли сделала.
– Я никогда не пойму, – смеется он, – почему ты можешь строить огромные скульптуры, прочные как камень, разбираешься в методах окраски, готовишь козо[34] и все такое, но в принципе не можешь ничего, что связано с кухней. Просто поразительно.
– Умственный блок. Это фобия.
– Невероятно.
– Я захожу на кухню и слышу, как какой-то голос мне говорит: «Уходи». И я ухожу.
– Ты хорошо ешь? Ты такая худенькая.
Мне кажется, что я толстая.
– Я ем, – отвечаю я, впадая в уныние. – А в две тысячи первом году я толстая? Может, тебе поэтому кажется, что я худая?
Генри улыбается, и я не понимаю чему.
– Ну, на данный момент ты такая пухленькая, в моем настоящем, но это пройдет.
– Фу.
– Пухлость – это хорошо. Тебе очень идет.
– Нет уж, спасибо. – (Генри смотрит на меня с беспокойством.) – Знаешь, у меня нет анорексии, ничего подобного. В смысле, тебе не надо об этом беспокоиться.