– Генри?
– Да?
– Тебе хватит.
Возможно, мысль неплохая. Я пытаюсь кивнуть, соглашаясь с Мией, но вместо этого медленно, почти грациозно, сползаю на пол.
Гораздо позже просыпаюсь в больнице «Мерси». Мия сидит на моей постели. По всему лицу у нее растеклась тушь. Я подключен к капельнице и чувствую себя плохо. Очень плохо. Если честно, хуже не бывает. Поворачиваю голову, меня рвет в тазик. Мия протягивает руку и вытирает мне рот.
– Генри.
– Эй! Что за черт…
– Генри, мне так жаль…
– Ты не виновата. Что случилось?
– Ты вырубился, и я подсчитала… Сколько ты весишь?
– Сто семьдесят пять фунтов.
– Господи. Ты ужинал?
– Да, – отвечаю я, поразмыслив.
– Ну, все равно, то, что ты пил, было сорок градусов крепости. И еще два виски… но ты держался молодцом, а потом вдруг ужасно захмелел и вырубился, и я прикинула и поняла, что у тебя в желудке было полно бухла. Я позвонила девять один один, и вот ты здесь.
– Спасибо. Наверное.
– Генри, ты что, смерти хочешь?
– Да, – подумав, отвечаю я, отворачиваюсь к стене и притворяюсь спящим.
8 апреля 1989 года, суббота
(Клэр 17, Генри 40)
КЛЭР: Я сижу в комнате бабушки Миагрэм, мы вместе разгадываем кроссворд из «Нью-Йорк таймс». Яркое прохладное апрельское утро, я вижу, как в саду на ветру колышутся красные тюльпаны. Мама что-то сажает, маленькое и белое, около форзиции. У нее шляпу почти сдуло, и она постоянно придерживает ее рукой, наконец снимает ее и прижимает корзиной.
Конец ознакомительного фрагмента.