– Помню время, когда я был таким же молодым, – задумчиво произнес Гамаш.
– Таким же молодым ты, вероятно, был, но ты никогда не был таким же… – Она кивнула в сторону Элиота, который спортивным шагом шел по стриженому лужку в строгих черных брюках и коротком белом пиджаке, обтягивающем его гибкое тело.
– Боже мой, неужели мне придется отбивать тебя еще у одного ухажера?
– Возможно.
Он взял ее за руку:
– Ты же знаешь, я бы это сделал.
– Я знаю, что ты бы этого не сделал. Ты бы заговорил его до смерти.
– Что ж, это стратегия. Сокрушил бы его моим могучим интеллектом.
– Могу себе представить его ужас.
Гамаш пригубил лимонад и внезапно сморщился, из его глаз потекли слезы.
– Ах, – заметила Рейн-Мари, глядя на его моргающие, слезящиеся глаза и перекошенное лицо, – ну какая женщина смогла бы сопротивляться этому?
– Сахара. В лимонаде не хватает сахара, – выдохнул Гамаш.
– Сейчас позову официанта.
– Не надо. Я сам.
Он закашлялся, бросил на нее шутливо-строгий взгляд и поднялся с низкого удобного сиденья.
Взяв свой лимонад, он пошел по тропинке из душистого сада на широкую затененную веранду, где было прохладнее, – спасение от жаркого дневного солнца. Берт Финни опустил свою книгу и посмотрел на Гамаша, потом улыбнулся и вежливо кивнул.
– Bonjour, – сказал он. – Жаркий день.
– Но я заметил, что здесь прохладнее, – сказал Гамаш, улыбаясь паре стариков, тихо сидевших бок о бок.
Финни был явно старше своей жены. На взгляд Гамаша, ей было лет восемьдесят пять, а ее мужу – под девяносто, и был он почти прозрачный – такое качество приобретают люди перед концом.
– Я иду в дом. Может, вам что-то надо? – спросил он.
И снова подумал о том, что Берт Финни умудряется при всей своей аристократичности быть одним из самых непривлекательных людей, с какими Гамашу приходилось сталкиваться. Он упрекнул себя за поверхностный взгляд на мир, но ничего не смог с собой поделать – глазел на него, как мальчишка. Месье Финни был настолько отвратителен на вид, что становился чуть ли не привлекательным, словно эстетические свойства в его случае замкнулись в круг.
Кожа у него была рябая и красноватая, большой красный нос имел неправильную форму и был испещрен венами, словно месье Финни втянул носом бургундское, которое там и осталось. Его желтые зубы торчали изо рта в разные стороны. Глаза были маленькие и чуть косили. Амблиопия, подумал Гамаш. Прежде это называлось «дурной глаз», и в темные времена за это в лучшем случае изгоняли из порядочного общества, а в худшем – тащили на костер.