И – читает!.. Неописуемо, невыразимо хорошо читает эти молитвы отец Иоанн. “Боже Спасителю наш… – взывает отец Иоанн, умилительно взирая на икону Спасителя… – рабов твоих с-и-х”, – читает отец Иоанн эти слова протяжно, разбивая их по слогам, обратившись к народу, и тут-то… ах! какие поразительные жесты делает отец Иоанн всякий раз при слове “сих” или “их”: или всей раскрытой десницею поведет над главами низу амвона молящихся, или – что еще выразительнее, как пророк грозного и праведного Судии, указует перстом в толпу, в ту или другую сторону ее… Ах, как это выходит трогательно, умилительно и в то же время страшно, когда вспомнишь невольно свою нравственную нечистоту.
Прочитавши молитву, отец Иоанн заявляет, что ее нужно “протолковать”, и продолжает опять речь о покаянии: как согрешили упоминаемые в молитве цари Давид и Манассия, как каялись они и как нам нужно каяться. Поучение, по-видимому, простенькое по выражениям, не хитро – витиеватое по изложению и, однако, своеобразное во всем: и в слове, и в изложении, и в самом произношении. Приметил я, что с особенною любовью отец Иоанн произносит имя Спасителя или Святой Троицы и к этому имени непременно присоединит эпитета три-четыре с постепенными повышением и ударением голоса на каждом слове. Впрочем, можно догадываться, что отцу Иоанну присуща какая-то особенная тайна сильно действовать на сердца слушателей.
Начал отец Иоанн читать вторую молитву и на середине же вставил объяснение, так что и само объяснение, выраженное церковно-славянским оборотом речи, составило как бы продолжение молитвы; и все это произнесено сердечно-задушевно, то в обращении к иконе Спасителя, то к народу. А в народе давно уже слышатся молитвенные воздыхания, слезы – у многих на глазах, а отец Иоанн именно о них-то чаще всего и напоминает в поучении. Понравилось мне особенно одно выражение: “Да! У нас что за покаяние?.. Все мы только верхушечки, стебельки грехов срываем. Нет! Корни – корни грехов нужно вырывать…” И действительно, своими словами, с увлечением сказанными, своими жестами, естественно и так выразительно-сделанными, отец Иоанн довел кающуюся тысячную толпу до такого настроения, что когда, приблизившись еще шага на два по амвону к толпе, почти в повелительном тоне произнес он: “Кайтесь же! Кайтесь!” – и повел рукою в разные стороны, то по всей церкви поднялся страшный, неслыханный плач-рыдание… Вопит отчаянным голосом какая-то женщина: “Батюшка! Прости! Дорогой ты наш, помолись!” “Прости меня, Господи, окаянного”, – слышится еще сильнее голос с другого конца… Слезы у всех льются неудержимо.