Бумаги…
Как ей хотелось, чтобы голос не дрожал.
– Проще оставить меня здесь. В противном случае вам придется побеспокоить себя нападением на другую женщину.
– Должно быть, вы находитесь в очень отчаянном положении, миссис Джонсон, если хотите остаться на этом месте.
И снова она уловила в его голосе презрительные нотки. Но Оливия поняла, что это презрение относилось не к ней. Герцог хотел сказать, что только находящаяся в отчаянном положении может захотеть работать на него. А презирал он самого себя.
Такое отношение настолько не вязалось с ее представлением о Марвике (надменность, тщеславие, высокомерие), что Оливия смутилась. Она лихорадочно придумывала ответ.
– Я не осуждаю вас. – Какая ложь! – Спиртное и не то может сотворить с человеком…
Он резко рассмеялся.
– Но я трезв, мэм. И весь день был трезвым.
Оливия едва не вскрикнула. Если он был трезвым, бросая в нее бутылку, если он трезв даже сейчас, тогда алкоголь не имеет отношения к его порочности: зло – это его сущность.
Она не допустит, чтобы герцог понял по голосу, как она потрясена: Оливия чувствовала, что это доставило бы ему удовольствие.
– Если не спиртное, то что же вам было нужно, когда вы звонили?
Судя по короткой паузе, эти слова его удивили. Но затем последовал слегка насмешливый ответ:
– Пули.
Смелость Оливии разлетелась на части. Она неуверенно двинулась вдоль стены к двери. Пробежав через гостиную, Оливия вылетела в коридор, где поджидал ее Джонз – настоящий трус.
– Ну что? – встревоженно спросил он.
Покачав головой, Оливия обхватила себя руками и прошла мимо него. Она не могла понять, хотел ли Марвик своими словами напугать ее или говорил правду. Но если последнее…
Джонз поспешил следом за ней.
– Так послать наверх бутылку? – спросил он.
– Несколько. – И подсыпать в них яд из болиголова.
Мысль об этом была такой мрачной и пугающей, что Оливия пришла от нее в ужас. Но если бы она произнесла эти слова вслух, Джонз вовсе не был бы изумлен. Судя по тому, что его ничего не удивляло, он уже давно отступился от своего хозяина.
Однако, спустившись вниз, Оливия поняла, что вспоминает выражение лица герцога. Отвращение, появившееся, когда он ударил кулаком по стене. Выражение было отвратительным и совершенно не вязалось с предательски красивыми чертами его лица.
А еще Оливия осознала, что прикасается рукой к своей губе. Оливия потерла ее костяшками пальцев. Он – тиран, сумасшедший. Она даже думать не будет о том, что его беспокоит. Ничто на свете не может оправдать его поведение.