крыши осел в разросшуюся черемуховую зелень.
– Остановись, – попросил Николай. – Вон там, около дяди Васи.
Василий, соскочив с телеги около своего дома, уже привязывал повод к штакетнику.
Алексей бесшумно подкатил и засигналил. Василий оглянулся, склонившись, посмотрел, кто
сидит в низком салоне "Жигулей", и шутливо погрозил кулаком.
– Здорово, соседи, – сказал он, улыбаясь вылезающим из машины. – Давненько вас не
видно. Что, Колька, отслужил или на побывку?
– Все, отслужил, дядя Вася, – откликнулся Николай, чувствуя, как его тянет
посмотреть через дорогу на свой дом.
– Ну, так давайте заходите, – пригласил Василий. – И ночевать тоже к нам. Теперь
родни-то у вас тут нет. Посидим вечерком. Я сейчас Татьяне скажу, чтобы собрала, что надо.
– А Гриня дома? – спросил Николай.
– А вон прируб-то видишь новый – это он себе городит. Вроде и сейчас там.
Отец с Анюткой поехали в магазин. Николай остался. Он с опаской обошел коня,
который, подергивая кожей, отгонял слепней, и направился в сруб на посвист рубанка. В
срубе пахло стружкой. Из пазов свисали мох, пакля… Николай остановился и стал смотреть,
как молодой хозяин тешет половицу. Гриня оказался широченным в плечах, со всеми
признаками матерой мужской силы, с рыжей, коротко подстриженной бородой, дававшей
красный отсвет на все его лицо.
Работал он не спеша – все движения были давно продуманными и привычными. Ясно,
что все делалось им надолго, может быть, на всю жизнь.
Оглянувшись и увидев Бояркина, Гриня заорал что-то неразборчивое и, сграбастав его
в охапку, оторвал от пола.
– Красавец, красавец, – говорил он, с завистью и с иронией рассматривая форму. – Ну,
так как ты? Что?
Николай сел в оконный проем, начал было рассказывать, но не выдержал и спросил о
том, кто живет сейчас в их доме.
– Уваровы, – сказал Гриня,– из переселенцев, но самостоятельные, если сами дом
купили. После вас дом уже во вторые руки переходит.
– Давай сходим к ним, а? Хочу посмотреть, а одному неловко: незнакомый же…
– Пошли… Мне-то что.
В воротцах Николай обнаружил другой шнурок – раньше был тоненький кожаный
ремешок, который, – конечно, истерся. Но щеколда отозвалась тем же мягким звуком.
Бояркин приоткрыл воротца и остановился – на дверях висел замок.
– Вот черт! – сказал Гриня. – Ну ладно, хоть так пойди посмотри. А я посижу на