Жизнь волшебника - страница 64

Шрифт
Интервал


серьёзные отношения и привязанности – с Наташкой всё обходится и лёгким мостком. Как это

здорово, что её в любой момент можно взять и прижать к себе. Она просто своя.

– Ты на меня не сердишься? – спрашивает Роман, обнимая свою женщину на прощание.

– А за что? – искренно интересуется она.

– Ну, за то, что я сделал это с тобой.

Наташка устало, но от души смеётся, и Роман, наконец-то, убеждается в том, что раньше лишь

смутно предполагал: оказывается, и женщине это тоже приятно. Как же это здорово тогда – делать

так, чтоб хорошо было и тебе самому, и ей! Как мудро это притяжение задумано природой!

На обратном пути по утреннему акварельно-прозрачному селу Роман намеренно, словно

проверяя себя, вспоминает Любу и вдруг не находит её тени рядом со своей душой. И в этом уже

нет ни огорчения, ни печали: лишь та же необъятная новая свобода врывается в грудь, до боли

распирая её.

Барьер преодолён. Теперь он уже знает, что такое женщина. Конечно же, глубоко, втайне он

хотел познать её, и находясь под впечатлением Любы, да не решался признаться даже себе. Но

теперь все его желания, ранее приглушаемые внутри, торжествующе прорываются и с упоением

лупят в дребезжащие литавры. И ничего плохого в этом ликовании нет. Нет, потому что это простое

знание тоже придаёт мужчине особую знаочимость и вес. Разве не хотел он этого? Знаочимость-то,

она ведь не только в том, чтобы, извините, быть партийным… А, кстати, кстати, кстати…

Совместимо ли это? Как будущий коммунист он обязан соблюдать моральный кодекс. А тут явное

нарушение, перекос… Впрочем, об этом перекосе он думает после, но, конечно же, не в своё

первое по-настоящему мужское утро. Не надо портить его ничем…

Первыми о предательстве Романа сразу всей родительской коалиции (исключая Огарыша, не

входящего в неё), узнают Овчинниковы и сама Света. Недоступную Светлану потрясает измена

31

того единственного, которого она столько ждала и которого видела единственным на всю свою

жизнь. Понимая, чем взяла Наташка, она смотрит теперь на себя, как на последнюю дуру. Какая же

она глупая, глупая, глупая! Так любить, столько ждать и так всё испортить! Причём, испортить в то

время, когда ей и самой хотелось быть открытой, приветливой, когда у самой было желание

говорить ласковые слова и такие же слова слышать. Как хорошо стало ей тогда от руки Романа на