Хватаю за руку и к себе дёргаю, как получается:
— Тебе очень хочется, чтобы тут менты и медики бегали? – зло цежу сквозь зубы.
— Нет! – вздрагивает Арина, но в вытаращенных глазах испуг усиливается.
— Вот и мне! А теперь, мелкая, — чуть встряхиваю. Не сильно – а чтобы мозги на место встали, — ты меня заштопаешь! – не спрашиваю, утверждаю.
— Не умею...
— Это несложно! — успокаиваю, а у самого перед взором мухи чёрные назойливо летают. – Иголку и нитку в руках держала, — ничуть не сомневаюсь в умениях Арины, ну или по крайне мере надеюсь на школьный предмет домоводство или труд, где девочек учат всякой херне, но девичьей херне.
По вытаращенным глазищам, в которых испуг сменяется смущением и виной, догоняю, что она ни хрена не швея и даже не подмастерье.
Теперь на меня стопор нападает.
— Держать держала, — всхлипывает Аря, решая озвучить то, что и без того немой сценой меня оглушило, — но шитье не моё. – Заминка. – Совсем не моё! – категорично головой «неа».
— Так мне и не нужно крестиком или узором, — объясняю примитивность необходимого, — несколько стежков. Кривых, косых... Плевать, главное рану открытой не оставить!
Арина упрямо поджимает дрожащие губы, но кивает.
Далее следует размытая суета школьницы, у которой «неуд» по предмету, но она усердно пытается вытянуть хотя бы на «уд».
Помогаю, как выходит, подсказываю, когда стопорит. При этом упорно напиваюсь, потому что трезвому такое пережить – просто невозможно.
Промываем рану... Иголка, нитка. Перед тем, как приступить к самому щекотливому, киваю на разделочный столик:
— Это телефон. Важный. Если вдруг... что со мной...
— Не надо о таком, — искажается ужасом лицо Арины.
— Да тихо ты, — мне тоже не сладко. – Но его можно набрать в крайнем случае. Только если я умер и говорю: «звони».
Недоумение девчонки усиливается.
Видно, шутки в таком состоянии не воспринимает, поэтому поясняю:
— В общем, если я уже околевшим трупом валяюсь, только тогда наберёшь. Тут подчистят, а тебя проинструктируют, что делать дальше. Усекла?
Арина зажато кивает.
— Вот и отлично! Приступай, — отваливаюсь на стол, глаза в светлый, но стремительно приближающийся потолок. И только девчонка склоняется, смотрю на неё. Сосредоточена, напугана, руки дрожат.
— Я не могу! – опять хнычет. – Я боюсь сделать больно!..
Обескураживающе!