Весь день солнце представляло собой не благо, а врага. Так
"жарить" может только палач где-то в темном, сыром подвале, поднося
раскаленные щипцы прямо к поломанным им же самим ребрам. Плохое
воспоминание. Рука невольно потянулась к груди, убеждаясь, что
ребра на месте, будто никто их не ломал, не выкручивал, не обращая
внимания на дикие крики жертвы. Слово стоит порой очень много.
Слово — ребро. А если таких слов пять? Ох…
— Да перестань ты уже! — воскликнул Трафо, обращаясь к солнцу.—
Хоть бы одно облачко.
Человек с тоской посмотрел вдаль. Чертова степь. Идешь, идешь —
ни конца, ни края. Негде укрыться от слепящего солнца. От его
лучей, что подобно кузнечному молоту лупят по макушке, заставляя
подгибаться ноги.
Сдернув с пояса флягу, путник встряхнул ее и прислушался в
попытке определить, сколько еще драгоценной жидкости в ней
осталось. Судя по звуку — мало. Затычка вышла из горлышка с
забавным звуком. Трафо не обратил на это внимания, поднося к
потрескавшимся губам сосуд. Три глотка. Вода, в которую скупой
рукой плеснули вина, приятной кислинкой освежила рот. Трафо
предпочел думать, что это все-таки вино, разбавленное водой, а не
наоборот.
Трафо Слат. Человек. Хотя с последним монахи были в корне не
согласны, и решили проверить его принадлежность к роду
человеческому весьма оригинальным способом. При помощи палача.
Схватили, кинули на пыточный стол, больше напоминавший видом своим
жертвенный алтарь, и с благостными лицами наблюдали за экзекуцией,
изредка одобрительно покачивая головами, когда крики жертвы
становились похожими на вой раненного зверя. Убедившись, что Трафо
все же человек, на всякий случай приказали его заклеймить, что
палач тут же и сделал, приложив раскаленную железку в форме крыла
птицы к его лбу. Теперь каждый, кто встретит Трафо, будет знать,
что он человек под подозрением. Бить не станут, но и заночевать
путника не пустят. А спать на постоялых дворах, где и черта не
боятся, а за отдельную плату так и оборотня приютят, никаких денег
не хватит. Тем более, что они, деньги, отчего-то обиделись на Трафо
и встречаться с ним упорно отказывались.
Шарф, повязанный вокруг головы, пропитался потом, и соленая жижа
весьма ощутимо тревожила еще не подсохший как следует ожог. Мало
того — взмокшая ткань превратилась в острое лезвие, и кромсала
обожженную кожу, доводя Трафо до исступления.
