Читать Сильнее денег - Джеймс Чейз

До встречи с Риммой Маршалл я месяца четыре бренчал на пианино в баре Расти.

Она появилась в нашем заведении однажды вечером; по железной крыше стучал дождь, издалека доносились раскаты грома.

Посетителей в баре почти не было – только двое забулдыг. Расти за стойкой от нечего делать протирал стаканы. Негр Сэм, официант, забрался в кабинку в противоположном углу помещения и старательно изучал программу скачек. Я, как всегда, сидел у пианино.

Помню, в ту минуту я играл ноктюрн Шопена. Я сидел спиной к двери и поэтому не видел и не слышал, как вошла Римма.

Позднее Расти рассказывал мне, что было примерно без двадцати девять, когда распахнулась дверь и девушка словно вынырнула из-под проливного дождя. Оставляя на полу мокрые следы, она проскользнула в одну из кабинок.

Обычно Расти, едва завидев в своем заведении женщину без спутника, немедленно выставлял ее за порог. Но в тот вечер, то ли потому, что бар все равно пустовал, то ли потому, что дождь лил как из ведра, он лишь покосился на посетительницу.

Заказав кока-колу, она закурила, облокотилась на стол и отсутствующим взглядом уставилась на двух пьяниц у стойки.

События начали разворачиваться минут десять спустя.

Снова с шумом распахнулась дверь, и в бар вошел человек. Он сделал несколько неуверенных шагов, словно ступал по палубе судна, застигнутого сильной качкой, и внезапно остановился.

Римма вдруг пронзительно закричала.

Дикий вопль заставил меня резко обернуться.

Никогда не забуду своего первого впечатления при взгляде на девушку. Римме было лет восемнадцать. Ее волосы отливали полированным серебром, а большие, широко расставленные глаза казались темно-голубыми. На ней был вишневый свитер, плотно облегавший грудь, и узкие черные брюки. Она показалась мне какой-то неряшливой, неопрятной, по всему было видно, что жилось ей нелегко. На стуле рядом с ней лежал заношенный и продранный на рукаве дешевенький плащ.

Девушку, пожалуй, можно было бы назвать хорошенькой, как и многих других девушек ее возраста, которые толпами бродят по тротуарам Голливуда в надежде, что двери киностудий когда-нибудь распахнутся перед ними. Но в тот момент ужас, написанный на ее лице, делал ее отталкивающей. Широко открытый рот, из которого несся беспрерывный крик, казался безобразной дырой. Она жалась к стене, словно животное, пытающееся укрыться в своей норе; обезумев от страха, в тщетных поисках спасения, она скребла ногтями деревянную обшивку стены, и этот звук действовал на нервы даже сильнее, чем ее крик.