"Юная девушка, сбивая босые ступни, бежит, не разбирая дороги, в вечерних сумерках сквозь чащу леса. Дыхание на исходе, перед глазами красная пелена, но страх дает силы и заставляет двигаться вперед. Спасение уже близко, вот-вот, там, за стволами вековых деревьев, ее дом, нужно только успеть добежать, скрыться, запереться на замок, но разве для того, кто гонится за ней, есть препятствия, кроме ее несогласия? Разве удержат его такие смешные преграды?
Легкие жжет огнем, по щекам хлещут тонкие ветки, темный лес окружает уродливыми тенями. На девушке простое тонкое платье, не спасающее от вечерней прохлады, но она словно не замечает холода.
В глазах начинает темнеть от перенапряжения именно в тот момент, когда невидимая сила больно припечатывает ее к земле. Кожа на ладонях содрана, и глаза щиплет от слез.
Она не успела!
– Ты правда думала, что сможешь убежать от меня? – ненавистный голос звучит отовсюду, эхом отдаваясь в голове.
Вечерняя роса намочила тонкую ткань. От сырой земли стынет тело, и девушку начинает трясти озноб. А следом из сумрака выходит он! Ее мучитель, ее палач, ее персональное проклятие!
– Нет, пожалуйста, нет! – шепчет девушка искусанными губами, пытаясь отползти от него подальше.
Волна паники захлестывает ее, когда он подходит ближе, склоняется над ней и шепчет:
– Игры закончились. Я пришел за призом!"
Я проснулась в холодном поту, вскакивая на кровати и зажимая рот руками. Я кричала. Руки еще подрагивали от ужаса.
Это был сон. Всего лишь сон. Кажется…
Я проснулась как от резкого толчка, подскочила на кровати с колотящимся, готовым выпрыгнуть сердцем. Сон как рукой сняло. И это несмотря на то, что вчера долго не могла уснуть.
Арон забрал меня к себе домой, в свой мрачный замок в столице. Здесь все было как в музее: дорого, стильно и мертво. Словно брошенный панцирь черепахи. Дом не жил, не дышал, в нем не чувствовалась душа, не ощущались тепло и уют.
Хотя, может быть, так и должно выглядеть жилище военного? Четкие линии, однотонный интерьер и строгий порядок. А еще тишина! Она меня убивала, давила на уши и вынуждала прислушиваться к каждому шороху. И слуги здесь скользили тенями, видимо, также боясь нарушить гробовое молчание этого склепа.
Мне выделили одну из хозяйских спален, небольшую, в бело-черных тонах, с окнами на сад. Вечером, в сумерках, когда мы приехали сюда, мне не удалось разглядеть его, но сейчас в лучах восходящего солнца он отчетливо просматривался из моего окна.
