Приемщик: Я за свою немалую, и не такую уж долгую жизнь (если жизнь вообще можно назвать долгой) все-таки сумел, можно сказать, нашел мужество понять, что не вещи принадлежат людям, а люди вещам. Точно так же как мы принадлежим природе, стране, вселенной, если хотите. Я нашел мужество понять, что мы мало, чем отличаемся от вещей. То же мучительное рождение, та же легкая или не очень легкая жизнь и такая разная смерть. И мы одинаково изнашиваемся и одинаково любим или не любим вовсе, одинаково приручаемся, теряемся в этом мире или просто уходим. Пожалуй, отличие в том, что вещи запросто могут обойтись без людей. А вот люди… Да и жить они в отличие от нас могут вечно. Они, как правило, переживают нас, вобрав всю информацию о нашей жизни. Наверное, это и называется памятью об ушедших. И хранить эту память – воля каждого. Можно ее запросто и уничтожить, и продать. Чем я здесь и занимаюсь. Я продаю память. И вы знаете, столько охотников купить чужие воспоминания и чужую биографию! А может быть, просто все хотят купить кусочек истории и хотя бы чуть – чуть ей принадлежать. Или вместе с чужой вещью попробовать протиснуться в вечность. Как знать…
Я не знаю, есть ли душа у людей, говорят, есть, но это уже религия. Но я нашел мужество знать, что есть душа у вещей. Это так же верно, как иметь сердце или не иметь. А сердце – это не обязательно когда оно бьется. Ведь удары секундных стрелок мало, чем отличаются от сердечных ударов. (Берет в руки старинные часы.) Это часы матери адмирала Нахимова. И сердце его матери давно не бьется. Как и сердце самого адмирала. А часы стучат, возможно, даже лучше чем прежде, поскольку их усовершенствовал новый век. Значит, память живет, значит, они где-то живы. И тысячу раз не прав тот, кто вещи называет бездушными. Ведь они даже могут предчувствовать смерть. (Берет в руку гитару с оборванной струной, наигрывает.) Эта струна лопнула в день гибели гусара Федора Потапова. Сердце ее хозяина лопнуло, но память… Пусть и с оборванной струной. Старым гитарам идут оборванные струны. И тысячу раз не прав тот. Кто вещи называет безмолвными. В день рождение поэта Тютчева заиграла эта шкатулка, в которой заржавели давно все детали
