Читать Медвежатник фарта не упустит - Евгений Сухов

Устаревший «Эриксон» последний раз с громким шипением испустил облако пара и, лязгнув железом, наконец остановился. Его давно полагалось разрезать на куски, переплавить в особых печах в груду обыкновенного металла, а то и просто в качестве экспоната установить на постамент в каком-нибудь из музеев железнодорожного транспорта, а он (поди ж ты!) продолжал колесить по России и таскать за собой вагоны, набитые людьми, чемоданами, баулами и еще невесть каким добром!

Когда паровоз остановился, старчески отпыхиваясь, из вагонов на неширокий заасфальтированный перрон, запруженный встречающими, горохом из порванного куля посыпались люди – хмурые, с невыспавшимися лицами, с огромными котомками за плечами и баулами в руках – мешочники. В Москве уже вовсю неистовствовал голод, и только в провинциальных губернских и уездных городах еще можно было прикупить чего-нибудь съестного и как-то запастись крупой и мукой.

Губернская Казань городом являлась торговым, и хоть цены на продукты были вчетверо выше по сравнению с довоенными, а все ж ниже, чем в Москве. Вот и ехал сюда всякий разношерстный люд в надежде заняться коммерцией: купить здесь дешево, а в Москве продать дорого, а кто и просто прикупить продукты для себя и тотчас отправиться обратно; встречались и такие, кто хотел просто переждать в нем наступившие смутные времена. Ибо революции, перевороты и прочие катаклизмы как «сверху», так и «снизу» есть не что иное, как черная смута.

Очевидно, веская причина для приезда в Казань была и у человека, чуть старше средних лет в полувоенном застиранном френче. Серебряный налет седины на стриженых висках свидетельствовал не столько о его возрасте (хотя проступившая седина его больше молодила, чем старила), сколько о том, что человек этот пережил и повидал в жизни всякого, а цепкий взгляд серо-голубых глаз невольно наводил на мысль, что их обладатель наделен недюжинным умом и неудержимой энергией.

Человек во френче приехал в специальном купейном вагоне, на котором не висели гроздьями мешочники, а на крыше не кутались от ветра в драные шинели дезертиры с фронта с длиннющими цигарками в зубах. Вход в вагон строго охранялся часовыми при винтовках с примкнутыми штыками – поди, сунься – пристрелят не мешкая! Еще двое солдат дежурили в тамбуре, надменно наблюдая за сгружающимся людом. Вагон был специальный и предназначался для представителей «народной власти».