Читать Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков

Блестящие солдаты и мореходы, бесстрашные и азартные торговые люди – год за годом, верста за верстою отодвигали они границы России на восток. Девятнадцатый век ознаменовался тем, что исследователи добрались до естественных природных границ империи. Их встретило соленое море – ни конца ни краю. Однако неугомонный Иван Крузенштерн нашел-таки остатнюю землю за буйными волнами, которая на целое столетие стала краем великой державы. Остров Сахалин диковинной рыбой на тысячу верст растянулся между Японским и Охотским морями. Лакомая была та земля. И китайцы на нее зуб имели, да получили укорот и от ворот поворот. И японцы зарились на Карафуто, как они именовали остров, но уступили его за Северо-Курильскую гряду. Прочно утвердилась здесь власть государя императора, но не нашли высшие государственные чины иного применения новому приобретению, кроме как учредить здесь каторгу. Пример Британской империи, имевшей для тюремных нужд целый австралийский континент, оказался заразительным. И потянулись через всю бескрайнюю страну пешие этапы – по два-три года отнимала дорога. Не все каторжане добирались до места отбывания наказания. Но те, кто прибывал на остров, устраивались здесь надолго. Ибо Сахалин был узилищем для каторжных первого разряда – осужденных на срок свыше двенадцати лет или же сосланных и вовсе бессрочно.

Главный город острова Александровский пост, который в Петербурге чаще именовали Александровск-Сахалинский, был главным же каторжным пунктом. Больше половины населения составляли служивые люди – армейские, пограничники, из тюремного ведомства, полицейские да жандармы. Как ни заманивали государевы министры вольных поселенцев, да мало желающих находилось ехать на край земли да в суровую тайгу. И хоть храм в Александровске был побольше иных в Чите или в Хабаровске, а дощатая мостовая длиною превосходила променад в Иркутске – все одно, неналаженный быт не прельщал даже самых неизбалованных. Ибо солнце над городом показывалось реже, нежели наступают великие праздники. Чаще об острые сопки царапали мохнатые брюшки низкие тучи. Дожди лили – как пьяница горькую себе в глотку. А зимней порой двух-, а то и трехсаженные сугробы укутывали дома и всю окрестность.