Читать Убить Достоевского. Серия «10 жизней. Шок-истории» #5 - Алексей Ефимов

© Алексей Ефимов, 2016

© Алексей Геннадьевич Ефимов, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

По воскресеньям он ходил в Третьяковку. Каждое воскресенье, за час до закрытия, третий месяц подряд.

Не задерживаясь на первом этаже, он сразу шел на второй.

Здесь была его цель. Он быстро двигался к ней сквозь череду залов.

Налево от лестницы – зал номер 7 с картинами Боровиковского, из которых одна – портрет Лопухиной – заслуживает внимания, а в остальных нет ничего, за что бы цеплялся глаз. Некрасивые лица выродившихся аристократов, слившиеся в грязно-пеструю массу, размазанную по стенам – фон для редких и лучших.

Зал 8. Итальянские пейзажи. Кипренский. Канонический портрет Пушкина из школьных учебников, с клетчатой «шотландкой» на правом плече – волей-неволей задерживаешь на нем взгляд, но шаг не замедляешь. Русско-эфиопский поэт не трогает сердце, его поэзия не цепляет, он устарел. Безвредный певец прошлого.

Далее анфилада залов, с тринадцатого по восемнадцатый. Портреты, пейзажи, крестьяне, неравные браки, а в зале 16 – огромная, во всю стену, княжна Тараканова, гибнущая и сексуальная, затянутая в корсет, томно выгнувшая длинную шею, красующаяся перед смертью.

Зал 17.

Он замедляет шаг.

Он подходит к картине.

Мужчина с бледным лицом на темном холсте. Резкие скулы, впалые щеки, взгляд, наблюдающий истину – мучительную и неизбежную, открывшуюся ему, нервному гению, эпилептику и игроку – страшный взгляд внутрь себя, в бесконечность, в суть своего мира. Страдалец с экзистенциальным сознанием, знаток русской души, изданный в миллионах копий и тысячу раз неправый.

Достоевский. Главный писатель России. Когда-то кумир, теперь – главный враг. Несчастный больной человек, взявшийся описывать жизнь как сам ее чувствовал и силой своего дара навязывающий ее до сих пор, через сто тридцать лет после смерти. Гиперболическое, на показ, страдание, дикое, до мяса и крови, самокопание, любовь с надрывом, припадочные герои, лихорадочные многословные диалоги, в реальности невозможные, и непременно в качестве фона – серость городского пейзажа, вечно сырого, чахоточного.

Он здесь незаслуженно. Сегодня люди прозреют, и тот, кто поможет им в этом, запомнится на века.

Складной нож в руке.

Глаза засасывают в две черных дыры. В них невозможно смотреть. В них проклятие, бездна потустороннего.