Астория, столица
Гардии
Нория, 1035 год
− Ариана Корделия Сэйри Илсе
Мейендорф Т’Аркан Аркхарган! – чеканя каждое имя, мать все выше
поднимала подбородок. Того и гляди кончиком носа заденет люстру или
сделает дырку на портрете моей прабабушки. Спасибо, кстати, предкам
за сто тридцать имен. До конца не уверена, какое из них мое, а
какое принадлежит давно почившим родственникам.
Я лениво зевнула в кулак и опустила
взгляд: когда матушка изволит яриться, положено изображать
покорность и раскаяние, но думалось почему-то об удивительной
плодовитости и изобретательности прародителей.
Я знаю и что Корделия, и что Сэйри, и
что Аркхарган и все далее по списку. Каждое имя – яркое событие в
истории нашего рода. Про сам род и говорить нечего. Если империя
падет (бессмертия императору, пусть не кашляет), следующий
правитель будет из наших. Персли или Брейн, на худой конец – Кайра,
если братьев убьют. О да. Такое в порядке вещей, когда
освобождается трон. В такие времена аристократы мрут как мухи. Кто
от чахотки, кто от чесотки, кто от родимого пятна или чечевичного
зернышка, вставшего поперек горла. А неудачных падений с лестницы
вообще не сосчитать! Три сотни лет назад, когда бездетный император
изволил почить, аж тринадцать наследников престола разучились
ходить и пересчитали шеями мраморные ступени парадного входа в
столичный дворец, а их, на минуточку, семь десятков.
− Подумай о нас! – громыхнул
материнский голос, вырывая меня из раздумий. − Отец баллотируется в
Совет семи!
Я усмехнулась. Хочу посмотреть на
смертника, который рискнет перейти ему дорогу.
− Его биография должна быть
безупречна, ты это не хуже меня понимаешь!
Да он может разгуливать по столице в
розовых стрингах в обнимку с девицами из дома терпимости, и все
сделают вид, что ничего не видели. Это же папа!
− То есть я – грязное пятно в его
биографии?
− Ты ведешь себя как эгоистка! –
вспыхнула мама и сжала кулаки.
− Ну конечно, это же не тебя обрекают
на вечные муки и боль! Ты-то спокойно пользуешься даром!
− Перестань! – легендарная выдержка
Верховной княгини Илсе Пайонеты Мерибет Ринолин Мейендорф Т’Аркан
Аркхарган, то есть моей матери (хотя в такие моменты меня терзают
сомнения в нашем генетическом родстве), трещала по швам. Сквозь
маску невозмутимости на материнском лице пробивалось негодование.
Оно дергало уголки ее губ и рассыпало морщинки между бровями. −
Подумай об отце, о сестрах, о братьях!
