Первое свидание
Несмотря на общее мнение, Гарри Поттер не был равнодушен к
девушкам. Просто у него было слишком много дел, чтобы обращать на
них внимание. Ну, по большей части. Когда он проводил летние
каникулы у родственников, ему действительно нечем было заняться, и
мысли блуждали, становясь очень похожими на мысли каждого
подростка, а значит, преимущественно о девушках. К сожалению, из-за
условий, в которых он жил, он мог только мечтать о девушках, не
более. Что ж, он полагал это нормальным.
У него было достаточно времени, чтобы мечтать о девушках и даже
грезить наяву о встречах с ними, пока он вынужден был оставаться в
своей комнате или выполнять скучную работу по приказу
родственников. Ему было почти пятнадцать, и несмотря на трагические
события учебного года, особенно третьего задания, его разум имел
тенденцию переходить от мучительных воспоминаний и ночных кошмаров
к гораздо более приятным видениям, таким как ложбинка на груди
Лаванды или Сьюзен; тугая задница Парвати и ее смех; застенчивая
улыбка Джинни, когда она ловила его взгляд. И все же, о ком бы он
ни думал, в конце концов он начинал мечтать о своей лучшей и самой
верной подруге – Гермионе.
Гарри всегда знал, что Гермиона – девочка, и, насколько он мог
судить, очень милая. Ее густая грива придавала ей шарм, а лицо было
весьма приятным, даже хорошеньким. Он не возражал против
крупноватых передних зубов, но после того, как они немного
уменьшились, возросшая уверенность в себе сделала ее еще красивее.
Во время Святочного бала она выглядела потрясающе. Едва узнав, что
ему нужна пара на бал, Гарри начал ругать себя за то, что не
осмелится пригласить Гермиону. Он мог винить в этом только свою
неуверенность из-за отношения "любящих" родственников.
Оглядываясь назад, Гарри думал, что всегда питал слабость к
Гермионе. Даже в первые несколько недель в Хогвартсе, до того как
они подружились, он был очарован пушистым книжным червем, ее
знаниями, ее преданностью и ее внешностью. Ну, как мальчик, он
должен замечать внешность девочек, правда? О, он знал, что Парвати
считалась красивее, что Лаванда более общительна, Сьюзен имела
хорошие связи, а Дафна (да, он замечал и слизеринок) красива и
холодна, как мраморная статуя.
На самом деле все это не имело значения. Гермиона была теплой и
страстной, и ему это нравилось. То, что она хорошенькая девушка с
красивой фигурой, продемонстрированной на балу, казалось неважным,
по крайней мере, тогда. Теперь, наедине с Дурслями, он вспоминал
малейшие детали облика Гермионы. Он знал, как она рассеянно
заправляет за уши выбившиеся волосы. Он обожал ее
сосредоточенность, делающую ее лицо очень милым. Он, конечно, мог
бы обойтись без упреков по поводу домашних заданий или более
серьезной учебы, но не мог винить ее за попытки помочь ему. В
последнее время, сидя рядом с ней, он замечал, как ее блузка
приоткрывала часть груди, когда она наклонялась, что-то показывая в
книге или шепча через библиотечный стол. Ему очень нравилось то,
что он видел.
