Я стояла у плиты, помешивая тягучее варево. Аромат кофе и
шоколада наполнил крохотную кухню так густо, что, казалось, можно
зачерпывать воздух ложкой и есть. Осталось совсем немного, и все
будет готово. Я насыпала в кастрюльку горсть овсянки, добавила
ложку меда, и услышала, как кто-то открывает ключом дверь
квартиры.
Хозяйка влетела на кухню, даже не сняв ботинки, обшарила
взглядом и мой затрапезный халат, и недопитую чашку чая, и грязную
тарелку в мойке.
— Бардак разводишь? — Метнулась в комнату, и тут же вернулась с
несколько разочарованным лицом. — Хахаль уже ушел?
— Нет у меня хахаля, Наталья Борисовна, — обреченно ответила я.
— И бардака нет. А вы бы предупреждали перед тем, как приехать.
— С чего это я должна перед тобой отчитываться? Это моя
квартира, я сюда могу прийти в любой момент! Кто тебя знает, может,
ты тут наркоманский притон устроила. Или бордель.
Я окинула себя мысленным взором: черные кудрявые волосы скручены
на затылке в лохматый пучок, пронзенный навылет простым карандашом,
на ногах теплые полосатые носки и тапки в виде пушистых зайцев, а
довершает образ проститутки ядрено-желтый халат.
Я плотнее запахнула халатик, мрачнея с каждой минутой. Квартира,
которую я снимала всего три месяца, находилась почти в центре. Под
окном зеленел парк, через дорогу подмигивала вывеска моего любимого
спортивного центра, а до общаги лучшей подруги Юльки ходили все
троллейбусы. Я отмывала кухню и ванную почти неделю, переклеила
обои, ободрав жуткие зеленые цветы с желтыми разводами непонятного
происхождения, и теперь квартира полностью меня устраивала, если бы
не одно «но» — ее хозяйка.
— Такой бизнес за три дня не раскрутишь, — ответила я. — А вы ко
мне на этой неделе уже заезжали.
Наталья Борисовна хмыкнула, расстегнула блестящий алый плащик,
уселась на стул, давая понять, что она здесь надолго, потом
повернулась к стене и замерла, забыв закрыть рот.
На стене жил город. Узкая мощеная улочка изгибалась вокруг
пруда, по поверхности воды плясали солнечные зайчики, яблони
протягивали цветущие ветки прямо в кухню, голуби клевали крошки у
ног импозантного мужчины, устроившегося на лавочке. Семь метров
кухни раздвигались до конца улочки, где виднелась церквушка с
витражными стрельчатыми окнами и колокольней.
— Это что?
— Юлька говорит — Прага, — сказала я. — Вы же разрешили все
красить-переклеивать, если за свой счет.
