Глава 1
Ярослава
– Просто
потрясающе! Какая невеста красивая…
Восхищенный
голос стилиста рядом действует на нервы, как, впрочем, и ее мельтешение.
–
Подвенечное платье стоимостью в миллион!
– Боже…
Жених не поскупился!
– Это же
Айдаров Мурат Айратович! Один из самых влиятельных политиков страны!
– Свадьба
стоимостью в миллиард. Об этом будут писать еще долго…
Среди гомона
женских голосов я четко выделяю один. Сводная сестра стоит за спиной и смотрит
прямо мне в глаза через зеркало.
– Ты
везучая. Тебя выбрал Айдаров…
Голос
напоминает змеиное шипение, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не зарыдать, потому
что мне выпал сомнительный билет в счастливую жизнь жены миллиардера.
– Я бы с
радостью уступила, Настасья.
– Нет. Никто
от подобного не отказывается.
Резко
вскидывает подбородок так сильно, что длинные каплевидные бриллиантовые серьги
ударяются о лебединую шею.
Красавица
сводная сестра, привыкшая купаться в роскоши и всеобщей любви, она затмевала
меня всегда, с того самого момента, когда через несколько месяцев после смерти
моей мамы отец привел в дом Марину. Прошло всего десять лет, а кажется, что все
забыли, что у Голицыных есть еще одна дочь. Я.
– Теперь ты
будешь Айдарова. Я бы убила за такую возможность.
– Он старше отца,
Насть, пугает до икоты, и ты знаешь, что он мне сказал…
–
Прекратить!
Резко
влезает в разговор моя мачеха, поправляя идеально завитой локон. Эффектная
женщина, которую я никогда не назову мамой.
Марина
хватает меня длинными пальцами за подбородок и поворачивает мое лицо к себе,
рассматривает труды дорогущего визажиста, на которого у нашей еще недавно
состоятельной семьи нет денег.
У папы
оказалась на редкость требовательная новая жена, привыкшая шиковать, не обращая
внимания на проблемы, которые черной тучей нависли над нашей семьей с того дня,
как на моем пути возник Айдаров…
– Глаза
сделайте чуть ярче, и добавьте румян, а то она выглядит невзрачной. Тот случай,
когда платье затмевает его носительницу.
Тонкий намек
на мое несовершенство. Марина годами оттачивала умение ранить словами,
дозировать боль и работать филигранно, чтобы я ничего не могла рассказать отцу,
который давно отучился слышать собственную дочь.
Дожидается,
чтобы от нас отошли и, нацепив фальшивую улыбку, инструктирует тихо:
