Почтовый дилижанс трясся на ухабах, как
старый паралитик. За месяц в пути Лия перевидала всякого, но именно этот
транспорт вызывал у неё больше всего опасений. В оконные щели то и дело со
свистом проскальзывал холодный ночной ветер. Сидение было старым и жестким,
отчего ныла поясница и то, что пониже. Сам дилижанс грохотал и скрипел, грозясь
вот-вот развалиться. В мутное окно можно было различить силуэты деревьев. С
другой стороны — какие-то поля. Казалось, что они уже давно покинули границы
империи Косвария и катятся в жуткую вотчину Темнейшего, где тот истязает души
грешников.
Её соседи, если присмотреться, не внушали
доверия. Странный мужчина напротив спал и храпел так, что дрожали стёкла, и
никто больше не мог уснуть. Было в этом соседе нечто такое, отчего на ум
приходили его возможные криминальные связи и наклонности. Такой наверняка мог
поджидать одинокого путника на ночной дороге. Может, виной тому были
потрепанный плащ и неоднократно ломанный нос, но ощущение было каким-то
глубоким, интуитивным. Лия то и дело посматривала на соседа с опаской — вдруг
не спит. Пограничье — это вам не столица, здесь можно повидать всякого.
Соседка по лавке тоже не внушала доверия,
хоть и была старушкой. Лохматая, с длинными загнутыми ногтями, она то и дело
что-то бормотала себе под нос и была больше похожа на безумную
последовательницу Темнейшего, чем на милую бабульку. Лия не знала, кого ей
опасаться больше: этих двоих или кучера, который ради пары мелких монет брал
всех без разбора.
Впрочем, сама Лия тоже попадала под категорию
«кого ни попадя». Месяц в пути явно сказался не только на одежде, но и на
внешности. Волосы ощущались сухими, как солома, кожа шершавой, а ногти поломались
от беспрестанного таскания сумок. Зато Бальтазар, дремавший у неё на коленях,
выглядел так, будто только что снизошел с небес. Чёрная шерсть лоснилась и
блестела в тусклом свете масляной лампы. Он развалился на спине, растопырив в
стороны лапы, кончик хвоста изредка подрагивал, выдавая то, что фамильяр не
спит. Кот, почувствовав её взгляд, чуть повёл ухом и приоткрыл один глаз. Узкий
зрачок уставился на Лию с немым укором.
— Скоро уже доедем, — ведьма устало
улыбнулась.
— Мау! — в вопле этом было и страдание, и
укор, и даже нотки отчаяния.
