Театральный роман
Случайный взгляд, перчатка и письмо
И тонкий дым отставленной сигары.
Промчится песня млеющей гитары,
А торжество придет уже само.
Пусть тишина пронзительнее звука —
Не говори мне, что судьба вольна!
Бокал терзаний не допит до дна.
А в глубине – покой или разлука.
Я преферанс еще отдать спешу
Мечтам надежд, что многословно юны…
И лишь в стихах тебя превозношу —
К великосветской радости Фортуны!
…Мои отношения с театром начались с середины семидесятых. Их жанр вполне можно было бы определить как «театральный роман», столь причудлив был сюжет, напичканный коллизиями тогдашнего времени.
С одной стороны, семидесятые годы знаменовали собой торжество пошлости и гнилости коммунистической системы, прогрессирующего маразма советских руководителей; с другой стороны, – словно в противовес этому тяжелому и удушающему смогу безнравственности и лицемерия цвели все виды искусств – от полуофициального до запрещенного, до андеграунда. По Москве, словно освежающий ветер свободы, гулял «Самиздат», творили «смогисты» (чье название СМОГ – Сообщество молодых гениев – было вызовом уже упоминавшемуся мной государственному смогу), по ночным улицам бродили безумные барды, бредящие братанием и бряцанием расстроенных струн дешевых гитар.
Но главным помостом, где разыгрывалось настоящее действо с кукишем в кармане, был все-таки театр.
Кто жил в те годы, поймет, о чем я говорю.
Кто жил в те годы в Москве, – или хотя бы бывал там наездами, – вспомнит это сладостное предвкушение премьер, эти названия театров, звучащие, как музыка: «Таганка», МХАТ, Театр Сатиры, Театр им. Маяковского, Театр «Эрмитаж», Театр «Современник»…
Кто жил в те годы в Москве, – или хотя бы бывал там наездами, – никогда не забудет эти огромные очереди на лучшие столичные спектакли, эти вихрящиеся людские толпы, одержимые одним лишь желанием – попасть на ту или иную премьеру, увидеть тот или иной спектакль, который либо стал известен, благодаря критике, либо, благодаря слухам, распространяющимся подобно звуковой волне.
О театрах того времени можно написать целое исследование; это было бы, пожалуй, многотомное собрание сочинений.
Мне же, скромному повествователю, хочется рассказать всё же о своем скромном «романе» с «Таганкой».
