Над древним городом заходило багровое солнце. Катилось к
горизонту пылающим раскалённым блином, окрашивало красным улицы и
дома, отчего они казались облитыми свежей кровью. Торопились домой
припоздавшие горожане, робко жались к кровавым стенам и тут же
испуганно отшатывались. Осторожно ставили ступни на красные камни
мостовой и прерывисто вздыхали, с тревогой наблюдая за причудливыми
ужимками собственных длинных теней.
Чем ниже опускалось солнце, тем длиннее и чернее становились
тени. Чернота эта удивительным образом смешивалась с багряным
отсветом заходящего солнца и становилась всё более и более похожа
на пролитую запёкшуюся кровь…
К вечеру с моря подул долгожданный ветерок и, наконец-то, принёс
горожанам облегчение от изнуряющей дневной жары. Долетел он и до
папского дворца, проник в приоткрытые оконные щели, поднял в воздух
невесомую золотистую пыль и потревожил гобелены на стенах. Поиграл
с огнём горящей свечи на столе, отчего пламя испуганно затрепетало
и чуть было не погасло. Сидящий за столом старик прикрыл робкий
огонёк ладонью, не дал свече погаснуть. И в который уже раз макнул
перо в чернильницу.
Папа Гонорий Третий выводил твёрдой рукой очередное письмо.
Наконец-то была определена окончательная дата выступления Фридриха
Второго в новый крестовый поход. А раз условие было выполнено, то
можно было и сдержать слово, данное императору. В этом письме он
подтверждал своё согласие на брак Фридриха с королевой
Изабеллой.
Письмо получилось коротким и много времени не заняло.
Приветствие, несколько слов и подпись. Всё. Не глядя, протянул
руку, подхватил со стола песочницу, щедро сыпанул на бумагу мелкий
песочек. Подождал мгновение, чтобы чернила подсохли, встряхнул
письмо, сбрасывая лишние частички на пол, и аккуратно свернул его в
пакет. Растопил над свечой воск, накапал горячую массу на стык и
приложил папскую печать. И, пока воск остывал, задумался — кого
отправить с письмом?
В дверь заглянул секретарь:
— Епископ Вильгельм Моденский. Пропустить?
— Зови, — Гонорий проверил оттиск печати на застывшем воске и
отложил в сторону неотправленное письмо. Император ждал долго и ещё
подождёт. Свадьба никуда не денется. А вот дела Ватикана ждать не
могут!
Выпрямился в кресле, откинулся на жёсткую спинку и поморщился —
поясницу ломит, годы берут своё. Скрипнула, распахиваясь, тяжёлая
створка двери, и Гонорий тут же забыл о больной спине.
