Читать Продавец потерянных мелочей. Книга третья. Сердца, самолеты и сны - Дарья Иорданская

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. С войны

Твой дом был под самой крышей,
В нем немного ближе до звезд
Ты шел не спеша, возвращаясь с войны
Со сладким чувством победы,
С горьким чувством вины
«Чайф»

Город гудел. Гудел даже громче, чем два года назад, когда в него вступили союзные войска. До маленькой комнаты в мансарде этот восторженный шум долетал приглушенным, и, казалось, где-то внизу никак не может угомониться растревоженный улей. Новости добирались до мансарды долго, и о Победе Доминик узнал только на следующий день к вечеру. Впрочем, происходящее в мире живых его мало интересовало, а себя он к этому миру уже не причислял. Около полуночи он все же включил радио, чтобы послушать восторженный голос диктора, и почти сразу же выключил. Он лег на узкую железную кровать, как и все вечера до этого, и принялся разглядывать потолок. В начале весны крыша протекла, и на старой побелке выступили ржавые пятна. То, что находилось прямо над головой, было в форме Нормандии.
Доминикь ненавидел это пятно, эту комнату и этот возбужденный и счастливый город.
Когда совсем стемнело, он поднялся, накинул поверх рубашки кожаную летную куртку и вышел из комнаты. На скрипучей лестнице он столкнулся с другим постояльцем – худым, сухим, как мумия немцем, но словно бы остался незамеченным. Возможно, впрочем, старик был настолько безумен, что сам шел мимо людей. Но у Доминика была теория на этот счет, и согласно этой теории его – Доминика – более не существовало. Rue d’Auseil* была для него самой подходящей улицей. Здесь жили невидимки. Здесь не смотрели по сторонам.
Начал накрапывать дождь, холодный и мелкий. Осенний, скорее. Подняв ворот куртки, Доминикь прибавил шаг. До полуночи он бродил бесцельно по улицам, то и дело спотыкаясь о брусчатку. Веселье концентрировалось в центре, и здесь, в трущобах было тихо. Зловеще тихо. Город казался вымершим, что куда больше соответствовало настроению Доминика, чем песни и флаги.
В мансарду он, как обычно, вернулся около двух, поднялся по скрипучей лестнице и толкнул дверь. Запирать ее смысла не было, по крайней мере, прежде.
На кровати, скрестив ноги, сидела женщина. На ней была большая черная шляпа с вуалью, и лицо скрывалось в тени. Платье на ней также было черным. Руки в тонких перчатках с крошечными пуговками на раструбах, мяли платок. В углу была монограмма «VL» готическим шрифтом в обрамлении шипастых роз.