[НЕВИДАННОЕ ВДОХНОВЕНИЕ]
С того дня Гил Робертсон из кабинета почти не выходил. Его продуктивность возросла многократно и достигла своего пика. Пройдёт время, писатель попробует проанализировать тот феномен, случившийся в его практике, на память не придёт ни единый эпизод, когда бы он так работал – лучше любой запрограммированной машины. Отрывался сочинитель от стола на короткое время, приостанавливая рабочий процесс, чтобы выпить чашечку кофе, выкурить сигарету и перевести дыхание. И вновь возвращался к работе, начиная с анализа дальнейшего развития сюжета. Но в голове работа продолжалась. С утра и до поздней ночи Робертсон писал, ему трудно было оторваться от текста. Какая-то невидимая нить связывала его с трагической историей замечательной и такой несчастной девочки. Мысли сплошным потоком заполняли голову, сменяя одна другую, гудели, трещали и не позволяли ему подумать о чём-нибудь постороннем. Писатель не замечал как снова наступал вечер, ночь, и он от усталости валился в постель. Однако в голове продолжали жужжать, словно пчёлы, диалоги, и во сне этот сюжет преследовал его. Сцены, лица героев, события, место действия – мелькали перед мысленным взором, лишая покоя. Он заново переживал драму двух нежно влюблённых, пропускал через себя то, что уже легло на бумагу. Эта история бродила за ним повсюду, не давая ни на мгновение отвлечься и забыться.
Лишь только через две недели, когда роман почти был завершён, Робертсон вспомнил об Этель, тут же вышел из-за стола и побежал к телефону. Невольно остановился, ибо шквал мыслей и эмоций заглушили сознание.
Он почувствовал неудержимое желание постоянно находиться в обществе этой девушки. В воображении рисовались беседы с ней. Гил машинально возрождал в памяти запахи, которые невидимой нитью скользили в воздухе вокруг девушки. Он буквально обонянием ощущал аромат её тонких, едва уловимых, духов, шлейфом скользящих за ней по квартире. Это сводило его с ума. Писатель Робертсон слушал звучание красивого голоса Этель и отличал мягкие интонации, когда она что-то рассказывала ему или густые будоражащие обертоны в речи, когда девушка корректно и сдержанно возмущалась.
Писатель вновь и вновь представлял перед мысленным взором её лицо, взгляд горячих очей в те минуты, когда красавица делилась с ним историей любви своей прародительницы. Он трепетал, вспоминая. А если она замечала в его глазах изучающее, небезразличное и подчёркнутое внимание к своей персоне, на её лице возникала нежная смущённая улыбка, за которую сочинитель готов был отдать всё, что у него было. Робертсон на время выпал из реальности и унёсся далеко-далеко. В его жизнь так неожиданно и так внезапно пришла любовь. О таком подарке он – приземлённый человек, головой и телом ушедший в свою профессию со всеми потрохами – и мечтать не мог. Человек, для которого женщины не существовали. Разве что по особым случаям, и то ненадолго – редкими эпизодами. Писатель не придавал этому никакого значения. Гил был убеждён, что так и проживёт холостяком до конца дней своих, и кроме его книг ему ничего больше не надо. Сейчас, когда гигантское чувство незаметной змейкой вползло в его сердце, он был оглушён, ибо представить себе не мог, что такое возможно. Его изнутри разрывали сомнения, в растерянности Гил не знал, как вести себя в новой незнакомой реальности.
