В непривычно теплое для Волжанска прозрачно-ясное октябрьское утро, прошитое тонким рассыпающимся щебетом обалдевших от тепла воробьев и надрывным вечно недовольным вороньим карканьем, хорошо бы забросить все дела и отправиться не на работу, а в какой-нибудь из парков, еще не потесненных нестройными рядами расползшихся по всему городу рынков, - туда, где с деревьев еще не облетела осенняя листва, где еще не орет музыка и можно услышать ветер, запутавшийся в ветвях высоченных тополей, которые почти достают до неба, а взъерошенные утренние коты дремлют на уцелевших лавках, и на их усах и шерсти нарядно сверкает роса. В октябре Волжанск обычно плывет через череду дождей и, погружаясь в холодную слякоть, выглядит довольно-таки неприглядно, все кажется серым и унылым – и улицы, и древняя река, и небо, и люди, но сегодня осень словно снова вернулась к началу, у всего были цвета и даже улыбки, и река, золотящаяся под солнечными лучами, казалась юной.
У девушки, шедшей через это утро ивовой аллеей четким быстрым шагом, дел было очень много, и не все из них были такими уж приятными, но она прекрасно умела отделять дела от настроения, вертела головой по сторонам и безоблачно улыбалась – и городу, и ясному утру, и спешащим навстречу прохожим, и многие из них невольно улыбались в ответ и шли дальше в ином настроении, настолько согревающе-заразительной была улыбка утренней путешественницы, рядом с которой бодро рысила предельно бородатая шнауцериха, звонко погавкивая на подворачивавшихся под ноги ворон и котов так же, как когда-то это делала в молодости. Волосы девушки были заплетены в аккуратные и совершенно несерьезные косички, весело хлопавшие ее по плечам, а на голове красовалась молочная мужская кепка с пуговичкой, выглядевшая довольно потрепанной. Кепка была великовата хозяйке и сползала набок, иногда она ее поправляла, но кепка снова съезжала, придавая девушке окончательно несерьезный и забавный вид.
Молодой темноволосый мужчина, шедший за обладательницей кепки уже несколько кварталов, в отличие от нее вид имел предельно серьезный. Он не улыбался, солнечное волжанское утро его не интересовало, а когда он бросал взгляд на часы, на его живом лице с двухдневной щетиной и коротким росчерком шрама на левой скуле появлялась откровенная досада. Мужчина шел мягко и легко, уверенно ведя девушку с собакой на приличном расстоянии, и в его карих слегка сонных глазах изредка, незаметно для прохожих, мелькали лиловые всполохи. Когда особа в кепке, притормозив, внезапно обернулась, он среагировал еще на начало поворота головы и, скользнув в сторону, растворился среди ив, покачивающих на ветру желтой листвой, проделав это так, что маневр не привлек внимания никого из проходящих людей. Суженными глазами он смотрел, как девушка, пожав плечами, отвернулась и застучала каблуками дальше, потянув за собой задумавшуюся собаку, потом снова бросил взгляд на часы и чертыхнулся.
